Машина мчится по мертвой опустевшей трассе, разгоняя темноту ярким светом. Мимо пробегают деревья, они убегают в противоположную от него сторону. Вдавливает ногой педаль в пол и разгоняется до предела, слышен звук работающего мотора, и Деймону это нравится. Скорость его расковывает, освобождает от лишних мыслей, дарит прежнее чувство свободы. Вскоре деревья по обе стороны остаются позади, слева теперь пролетает поток домов, а справа вдаль расстилается бескрайнее море, на которое он больше не обращал внимание. Резко затормозил, машина свернула с дороги и поехала между жилыми домами, направляясь в ту часть, где всё пустовало, стояли заброшенные стройки, и через несколько минут он остановился. Перед ним стоял трехэтажный давно забытый всеми недостроенный коттедж, поэтому мужчина решил использовать его в своих целях.
Выбравшись из машины, он поставил её на сигнализацию, и направился внутрь. Его встретил довольно улыбающийся старый приятель. Они обнялись по-дружески и вместе спустились в подвал по бетонным ступеням, затем прошли в самую дальнюю комнату. Внутри горело несколько свисавших с потолка лампочек, а посредине, привязанный к стулу сидел изнеможенный и окровавленный мужчина, лицо уже успело распухнуть от бесчисленных побоев.
— Он хоть что-нибудь сказал? — спросил Деймон, непринужденно останавливаясь напротив его новой жертвы.
— Абсолютно ничего, просит, чтобы его били дальше. А в этот раз нам мозахист попался, брат, — ухмыльнувшись, ответил Аларик, один из тех мужчин, находившихся в комнате и все время пытавших беднягу.
— Что ж вы его жалеете? Я ведь говорил, если молчит больше двух часов, хватит нежничать.
— Почему именно два часа? — спросил один из некоторых, стоявший в самом углу.
— Больше они не выдерживают, ломаются. Крысы ведь тоже не любят, когда с ними грубы.
Подошел совсем близко к связанному и наклонился над ним, бегая взглядом по его отвратительному лицу, вызывавшее непреодолимое отвращение и желание в сотый раз пройтись кулаком.
— Я даю всего одну попытку, — холодно произнес Деймон. — Всего одну. Отвечай.
— Пошел нахрен, — улыбаясь, ответил ему тот, едва не выплюнув в лицо.
Резко развернувшись, Деймон подошел к столу у стены и несколько мгновений смотрел на него, выбирая. Тогда он схватил один из пистолетов, закинул в магазин несколько патрон, собрал и перезарядил. В комнате повисло молчание, нарастало напряжение. Каждый находившийся здесь знал, что именно этого человека злить нельзя никогда. В нем слишком легко просыпался дьявол, хладнокровный и бесстрастный убийца, способный на всё, начиная от невыносимых пыток и заканчивая самым страшным убийством. Никаких поблажек, никаких исключений. В его руках все становились марионетками, обреченными лишь на один конец.
Деймон снова вернулся к беспомощному ублюдку, подставляя холодный метал к его голове и снимая с предохранителя. Почти все сдавались, когда он переходил к крайним действиям, переходил на «ты» с жестокостью и полным безразличием. Но этот продолжал молчать, все также улыбаясь. Похоже, он действительно был гребаным мазохистом, Аларик оказался прав. А раз все сводилось к этому, нужно было продолжать.
— Значит, отвечать мы не будем.
Он опустил пистолет и неторопливо начал отходить, повернувшись спиной к пленнику. Однако сзади послышался смех, хриплый и издевательский. Деймон остановился. Над ним насмехался человек, неспособный защитить себя, отстоять, и позволял себе смеяться сквозь жгучую боль. Наверное, ему казалось, что душегуб, которому остальные в этом помещении подражали, потерял всю свою пылкость, смягчившись. А это до покалывающего ощущения по всему телу взбесило. Резко развернувшись, Деймон поднял пистолет и нажал на курок. Сначала послышался выстрел, раздавшийся эхом по всему подвалу, а затем неистовый крик. Это показалось недостаточным, и тогда он выстрелил еще раз, во вторую ногу. Теперь мужчина перед ним почти разрывался от слез, боли и надрывного визжания.
— Ладно! Хватит, — прокричал он. — Скажу, всё скажу!
А Деймон увлекся. Перезарядив пистолет, он снова направил его на кричащего, но как только собрался выстрелить в третий раз, Аларик схватил его за руку и оттолкнул. Пуля вылетела куда-то в стену, никого больше не задев, оружие выпало из рук.
— Ты слышал его, он сдался! — едва не прокричал Аларик, смотря в пылавшие диким огнем глаза. — Сальваторе, что происходит?
Но он не ответил. Окинув взглядом пострадавшего, он направился к лестнице, напоследок кинув, чтобы дальше разбирались без него и как можно быстрее покинул дом, выбираясь на свежий воздух, на улицу, где рассвет уже успел подавить тьму. Почувствовал себя дико, второй раз за одну ночь потерял самообладание, не в силах сдержать свои порывы. Сначала вырвалась неудержимая злость на самого себя, а теперь выливалось всё, все его чувства, которые он обнаружил в себе несколько часов назад. В этом и скрывалась его проблема, он попросту не умел управлять иными эмоциями, кроме ярости, ненависти и чистого, пылающего огнем гнева.
Сел на ступеньки, ведущие к парадной двери, и опустил голову, сложив опущенные на колени руки в замок. Не мог представить себя без причинения боли. Теперь казалось, что если бы в этот момент он не выпустил все накопившееся на того мужчину, сорвался бы на ком-то другом. Аларике, Елене, невинном прохожем. Проблема заядлого дьявола — связать всю свою жизнь с чертовским делом: радоваться, убивая, расслабляться, убивая, очищаться, выплескиваться и страдать, тоже убивая, причиняя боль. Самый важный пункт, написанный маленьким шрифтом.
— Объясни, что это было, — произнес Аларик, присаживаясь около такого же грязного по локоть в крови человека. — Ты почти убил единственного, кто был готов говорить.
— Разве не в этом заключает вся суть?
— Нет такого правила, в котором говорилось, что можно убивать ходячую флэш-память до того, как она все расскажет.
— Даже если бы я пристрелил его, не начал бы жалеть. Он не заслуживает, чтобы с ним носились.
— Азарт, который я увидел в твоих глазах, был нездоровым. Прежде ты всегда знал меру и убивал по надобности, но сегодня не тот случай. Оставь то, что тебя отвлекает, Деймон. Такие как мы не могут иметь параллельной жизни, демоны всегда остаются демонами.
Деймон провел рукой по волосам и на минуту задумался. Ему показалось, что когда он находился в той комнате, держа в руках пистолет, был воплощением тех образов, преследовавших Елену на протяжении всего года. Мысль об этом стала отвратительна, настолько отвратительна, что почувствовал отвращение и к самому себе. Его губило само воспоминание о признаниях. Хотелось уехать, так далеко и так быстро, чтобы больше не видеть всех этих лиц, ни чистых, ни окровавленных. И остановиться где-то в маленьком тихом городке, отдохнуть, забыть. Но все казалось ненужным и пустым без присутствия той единственной души, за которую он мог бороться вечность, которую сам и погубил.
— Если ты не скажешь, в чем твоя проблема, я буду вынужден отстранить тебя настолько, насколько это возможно. Рассеянный ты не можешь принимать здравые решения.
— Однажды я сломал жизнь самой яркой звезды, поддавшись на провокацию, шантаж со стороны близкого ей по существу. А впоследствии звезда потухла, совсем перестала светить. И я не понимаю, как снова её зажечь.