Выйдя из. гостиницы, я направился к магазину, который еще работал. Осмотрев зал и витрины, прошел в конторку и познакомился с Васильевой. «Есть что-нибудь новенькое?»— сразу спросила она. Вместо ответа я задал ей тот же вопрос и попросил показать, где на момент кражи лежали шоколадные конфеты. Затем обогнул пристройку и убедился, что от здания милиции она не видна. Посетив это здание, я заглянул в камеру временно задержанных, находившуюся рядом с холодным дощатым туалетом. Выйти из нее на улицу можно было только по коридору, мимо дежурной части, дверь в которую, по-видимому, была открыта всегда.
На следующий день, знакомясь с поселком, я ругал себя за непредусмотрительность: нет, не в ботинках надо было ехать сюда! Увязая в грязи, я кое-как добрался до комбината, справился о времени увольнения Мошкина, Храпцова и Горобца и о сумме денег, выплаченной Мош-кину при расчете. Она оказалась равна 15 рублям… Мне удалось узнать, что рабочим, помимо спецодежды, выдавались и сапоги. Затратив несколько часов на осмотр расходных документов, я нашел накладную от 25 ноября прошлого года, в которой Храпцов расписался в получении кирзовых сапог 41-го размера! Зато Мошкин, как выяснилось, носил обувь всего лишь 37-го размера.
Листая накладные, я не переставал думать о Сильвин-ской. «Что она собой представляет? Что знает? Что скажет? Как подойти к ней, чтобы узнать от нее по возможности больше? Не взглянуть ли на дом, в котором она живет? Иногда и внешний вид жилища дает представление о его хозяине».
До наступления сумерек оставалось около часа. Вспомнив, что Сильвинская проживает в доме, где находится почта, я без труда нашел его.
Он был деревянный, одноэтажный. Кирпичная стена разделяла его пополам. В окнах одной половины виднелись решетки, другой — белые занавески. Каждая половина имела отдельный вход через пристроенную к ней веранду. До магазина, да и до общежития, где когда-то жил Мошкин, было рукой подать.
У входа в жилую часть дома я увидел несколько прислоненных к стене лопат, грабли и… две пары старых сапог — кожаных и резиновых. Поблизости никого не было. Я поднял резиновые сапоги, повернул их подошвами вверх и не поверил своим глазам — сквозь грязь на них просматривалась «елочка». Обозначения размера сапог найти не смог, но при осмотре кожаной пары заметил едва различимую цифру 42. Резиновые сапоги были чуть больше…
Неожиданно я услышал за своей спиной шаги. Женский голос спросил:
— Гражданин, что вы здесь делаете?
Я оглянулся и увидел одетую в ватник высокую, худощавую, уже немолодую блондинку с подкрашенными губами. В руке у нее была хозяйственная сумка.
— Подбираю себе сапоги, ходить не в чем, — сострил я.
— Они вам малы. Вам нужны сорок четвертого размера, а эти сорок третьего и сорок второго, к тому же старые, протекают…
— Они ваши?
— Да.
— Простите, вы не Сильвинская?
— Она самая.
— Тогда будем знакомы. Следователь.
Сильвинская насторожилась:
— Следователь? Не представляю, чем могу быть полезна… Но раз пришли — значит, нужно. Проходите в комнату.
Она пропустила меня вперед, поставила сумку и подала стул. Потом, не раздеваясь, села сама, натянула на острые колени юбку и сказала:
— Слушаю вас.
— Вы правы, — начал я. — Мне необходимо было встретиться с вами, но я не предполагал, что знакомство наше произойдет здесь. Меня интересует кража из магазина.
— Кража? При чем же здесь я?
— Вы дружили с Мошкиным… Он довольно часто навещал вас… Приходил к вам ночью, когда было совершено преступление. Я неспроста осматривал ваши резиновые сапоги. Следы таких сапог видел возле магазина утром второго декабря проводник служебно-розыскной собаки. Случайное ли это совпадение?
— Не знаю, не знаю… С Мошкиным я действительно дружила. Если говорить откровенно, он иногда ночевал у меня. Что касается сапог, то он брал их в основном на рыбалку, но, убейте, не могу вспомнить, был он у меня в ту ночь или нет.
— Не надо, Сильвинская. Ведь вы не безразличны к следствию.
— Вам так кажется?
— Я так считаю. Иначе зачем вы несколько дней тому назад пытались подслушать мой разговор по телефону? Из любопытства? Не верю. Вы прекрасно понимаете, что это запрещено.
Сильвинская замолчала. Достав из кармана ватника носовой платок, она то разглаживала его на коленях, то складывала и неотрывно смотрела на меня.