Был в цирке. «Наездница из Чикаго» в цилиндре, с живыми розами в руках, оркестр ОГПУ. Цирк деревянный.
Осматривал Новосибирск. Дом Ленина, Дворец культуры, Оперный театр — все рядом. Был на Каменке — контрабандная постройка домов в одну ночь.
Бийск
В два часа ночи сели на Бийск. Посадка и условия переезда ужасные.
Наверху по всей длине вагона сплошная широкая полка, на ней вповалку люди. Лежу на спине, с двух сторон стиснутый. Справа от меня солдат с толстой девкой вповалку. От духоты теряю сознание, слез с полки, вышел в тамбур. Светало. Открыл дверь и устроился на подножке, крепко обняв поручни. Мгновенно на какие-то доли секунды заснул, был спасен грубо растолкавшим меня проводником.
С утра красивые виды: холмы, поля, засеянные льном и пшеницей. Пейзаж все время прекрасен, мягкий, влажный и теплый воздух, вдали в тумане хребты Алтая.
Бийск. Пыль ослепляет, сшибает с ног. Купил кофе «Мокко». Вечером пошел купаться. Бия здесь широкая и спокойная. Пароход перевозит на остров гуляющих, слышна духовая музыка.
Улала
Выехали в Улалу на автомобиле, едем берегом Катуни, река здесь мелкая и спокойная.
Улала — столица Ойротии, большая деревня, расположенная в ложбине небольших гор, чрезвычайно живописных. Смотрели город; русских большинство.
В одной кержацкой деревне видели карусель, крайне забавную, со львами, лошадьми, слонами.
В три часа выехали в Немал. Я и доктор Благоев, с которым сдружился во время поездки, верхами, остальные в коробах. Переезд тридцать пять верст, все время в подъеме.
Манжерок, пороги Катуни — зрелище впечатляющее. «Катунь» — белая женщина по-алтайски.
Опять верхом до Немала, порядком устал. Лошадь алтайская, трясучая. Остановились на берегу Катуни, распрягли лошадей, пошли купаться, вода холодная, камни разглажены. Дежурные готовят ужин. Осталось десять верст до Немала, пересел в коробок. Моя лошадь захромала, и ее оставили в поле на ночь отдохнуть.
Немал
Въезжаем в ворота школы, школа в помещении бывшей миссии.
На другой день с утра экскурсия с местным алтаеведом Бобраком. Бывший священник влюблен в Алтай. Рассказывал легенды. Одна насчет грамоты: «Грамоты на Алтае нет, ее съела корова».
Вез один алтаец толстую книгу «Грамота» учить детей. Переплавляясь через реку, выронил ее. Выловив из воды, разложил сушить на крыше, а корова пришла и съела ее. С тех пор на Алтае грамоты нет.
Дождь. После обеда ходил с доктором к слиянию Немала и Катуни. Катунь молочная, Немал зеленый, как бутылочное стекло. К Чемалу со всех сторон вплотную спускаются небольшие горы. Я задался честолюбивыми замыслами покорить одну из этих вершин.
На другой день пребывания в Чемале вскоре после полудня я начал задуманное восхождение. Узенькая, чуть заметная тропинка, усеянная обломками камней, круто поднималась по совершенно безлесному склону горы. Поднявшись на несколько десятков метров, она вдруг стремительно спускается в лощину, густо заросшую травой, зачеркивая начисто то, что было не без труда мною достигнуто. Картина эта повторялась множество раз, и я начал порядком уставать. Не знаю, сколько так прошло времени, но только тени стали длиннее, июльское солнце по-вечернему пекло немилосердно. Наконец я наметил в качестве конечной цели одну из вершин, наиболее, как мне казалось, доступную. Преодолев глубокий овраг, заросший травой, в которой я утопал по грудь, где самые наши обыкновенные лопухи и укроп достигали чудовищных размеров, я наконец взобрался на вершину. Она наверху совершенно не выглядела вершиной.
Моему взору со всех сторон открывалось до горизонта море вздыбленной земли, и раньше, чем впасть в отчаяние, в одном из просветов я увидел далеко внизу Немал таким, каким изображают город на карте.
Солнце чуть заметно начало клониться к горизонту, и, отдохнув, я решил не возвращаться прежним путем по тропинке, а спускаться по бездорожью, по прямой к Чемалу, который, казалось, был не так уж далеко. Спуск поначалу проходил гладко, я прыгал вниз с уступа на уступ, как по ступеням гигантской лестницы, иногда, правда, приходилось, цепляясь за маральник, спускаться с небольших отвесных скал. Чувствовал я себя весело, к тому же стало прохладнее. Несколько испортила мне настроение замеченная мною под кустом большая змея. Но вот, спускаясь с отвесной трехметровой стены, я попал на площадку, со всех сторон обрывавшуюся отвесными скалами, совершенно непреодолимыми. Цепляясь за маральник, который то и дело обрывался под моей тяжестью, с трудом взобрался обратно наверх, оттуда я заметил мою тропинку, с величайшими предосторожностями я добрался до нее.