Курсанты-старшекурсники, откомандированные начальством, для помощи офицерам, отвечающим за абитуриентов, вовсю пытались привить поступающим любовь к порядку и дисциплине. Но вчерашние школьники свой вольнолюбивый нрав менять почему-то не спешили и по-прежнему, только после второго окрика вынимали руки из карманов, а в строю специально шли не в ногу.
Вступительные экзамены ничем не отличались, от своих недавних школьных выпускных собратьев. Те же вопросы, задачи и темы сочинений. Те же шпаргалки, подсказки и отсутствия у некоторых вразумительных ответов на заданные вопросы. Единственным отличием от школы в этом вопросе было то, что вместо какой-нибудь пожилой Марьи Ивановны, алгебру принимал довольно крепкий ещё на вид полковник с орденскими планками на полгруди и голосом, как у корабельного ревуна. С таким голосом не сильно то и поспоришь. Сказал «два», значит «два». Эх, где же вы - любимая наша Марья Ивановна?..
Отдельной кастой старались держаться старослужащие и суворовцы.
Первые, в большинстве своём, поступали в училище только лишь для того чтоб смотаться на месяц из ненавистной части, и пожить в более спокойной обстановке, подальше от опостылевших командиров и старослужащих. Расчет был прост. «Повезёт - поступлю. До дембеля прокантуюсь и отчислюсь. В училище служить - не в войсках! Это ж две большие разницы. Не повезёт так хоть месяц поживу, как белый человек. И дембель, опять же ближе...»
Особых усилий к сдаче экзаменов они не прилагали. А зачем? Одно дело неделю назад из-за парты вылезти, тут хочешь не хочешь, а что-нибудь да останется, и совсем другое - полгода-год в части протрубить, там, что не забыл, то «деды» из головы давно повыбивали.
Видимо всё это было хорошо известно преподавателям, потому что на экзаменационные ответы абитуриентов, поступающих из войск, они смотрели довольно таки либерально и ставили «три» там, где их собратья из гражданской молодёжи беззаговорочно получали «два».
В большинстве своём, «старослужащие» старались жить не напрягаясь, особо не обращая внимания на попытки офицеров и старших курсантов заставить их жить по общим, абитуриентским законам.
Совсем иначе вели себя бывшие суворовцы. Выпускники «военизированных детских садов», так называли между собой гражданские абитуриенты суворовские училища. Эти дети армии на два года раньше остальных надели фуражки, ремни и брюки с лампасами и это, по их мнению, бесспорно, делало их на одну, а то и две головы выше всей остальной «школьной массы». В этом они были уверены на все «сто». И если учесть, что по закону, при поступлении «кадеты» сдавали всего лишь один экзамен, вместо положенных для всех остальных - четырёх, то становилось понятным, почему пацанов в чёрной «суворовской» форме можно было заметить, в основном, в коллективе себе подобных и уж совсем редко беседующими с кем-нибудь из «гражданских». На «кадетов» смотрели косо, полагая, что из-за их льгот при поступлении, совершенно определённо не хватит места кому-то из всего остального «безльготного» населения палаточного городка.
Но до открытой конфронтации, естественно, не доходило...
Большим жизненным потрясением стало для многих абитуриентов первое посещение курсантской столовой. И не так само посещение, как дегустация солдатской пищи. Что такое перловая каша «дробь шестнадцать» и килька в томатном соусе по прозвищу «братская могила» многие узнали только сейчас. Надо сказать, что потрясение это особого шока не вызвало. Почти полные тарелки нетронутыми просто сдавались в мойку. А «абитура» спешила в свои палатки к, не успевшей ещё закончиться, домашней колбасе, салу, тушёнке и многому тому, чем снабдили сердобольные родители своих чад в дальнюю дорогу. И лишь суворовцы гордо и с чувством превосходства жевали недоваренную картошку, запивая её ну очень уж жидким киселём, давая понять остальным, что они то, как раз, готовы к предстоящим тяготам и лишениям, а эти маменькины сыночки - нет.
...Июль подходил к своему завершению, и палаточный городок, в котором Трошкин провел двадцать волнующих дней, постепенно пустел.
Двойки, полученные на вступительных экзаменах, выкашивали некогда стройные ряды поступающих. С некоторыми из них Петя успел познакомиться и даже подружиться. Однако, знакомство это, к сожалению, оказалось недолгим.
В палатках стало слишком просторно, и, для компактности, оставшихся абитуриентов согнали в несколько крайних. Среди «переселенцев» оказался и Пётр Трошкин. Несмотря на все свои недостатки, он умудрился-таки доказать комиссиям и медицинской, и преподавательской, что не является жалкой жертвой школьной программы, и что есть у него ещё порох в пороховницах. Тогда как некоторые Петины «сопалаточники» не смогли этого сделать.