Надо отметить, что вся баталия происходила в полнейшем молчании. Никто не знает, почему молчали хулиганы, но Трошкин не издал ни звука потому, что в подобных ситуациях его словарный запас резко сокращался до двух-трёх нецензурных выражений. А ругаться при девушке... Нет! Уж лучше пожать лапу крокодилу или ещё что-нибудь в этом духе, а такого хамства он себе позволить не мог.
Часы обожгли руку. Взглянув на них и, с ужасом осознав, что жить в смысле «свободно», осталось всего тридцать пять минут, Трошкин посмотрел на спасённое им создание. Убедившись, что ни один золотой волосок не упал с её головки, без малейшего намёка на благородство, он, определив по звёздам место расположения училища, хотел уж было начать марафон...
- Извините, это не ваше? - эти слова заставили Петю отсрочить выполнение своего плана и повернуться на звук голоса.
К нему приближалась девушка, её глаза уже не светились испугом, а в руке она держала какую-то картонку. Пётр похолодел. Он узнал в этом куске бумаги свою увольнительную записку, которая вероятно выпала из кармана в пылу борьбы. Пытаясь сдержать нетерпение, он рванул спасительную бумажку так, что чуть было не ополовинил её и, буркнув в благодарность что-то нечленораздельное, повернулся и начал набирать обороты...
Кому-то может показаться странным такое поведение нашего героя. Да что кому-то, наверное, сама насмешница Судьба, дважды сталкивающая его с симпатичной девчонкой и заставляющая его в обоих случаях приходить к ней на помощь, небось, не находила себе места от недоумения. Как же так, а где романтическое знакомство, где поцелуи благодарности, где: «А когда я увижу тебя снова?..» Так не бывает!..
И действительно, странно... С одной стороны, а с другой...
Кто был такой благородный Петя Трошкин? Курсант, выбравшийся в первое своё увольнение. Заинструктированный до слёз военный, действие увольнительной записки, которого заканчивалось через полчаса.
Вот-вот, он был, просто беспомощным рабом минутной стрелки.
Не будем спорить, может кто-нибудь иной, на месте Пети, действовал бы по-другому. Возможно, зачем гадать. Но, во-первых, никого постороннего на его месте в данный момент не наблюдалось, а, во-вторых, в голове незадачливого курсанта, до отказа набитой инструкциями, наставлениями и выдержками из Устава, сегодня, к сожалению, совсем не осталось места для романтики. Увы...
И ещё неизвестно, что выбрал бы любой из нас, окажись он на месте незадачливого Трошкина. Улыбку и благодарный «чмок» симпатичной незнакомки или мерзко ухмыляющуюся рожу сержанта Шмаляйло, записывающего вас в книгу нарядов.
Поэтому Петя уже нёсся на всех парах к училищу, пугая своим видом бродячих собак и кошек, и мучительно прикидывая в уме, сколько будет дважды два, и как эти четыре наряда внеочереди он будет отхаживать.
* * *
Ноги Трошкина не подвели, и на поверку он прибыл вовремя, хотя и изрядно запыхавшись. И всё началось сначала...
День сменялся ночью, а команда «Подъём!» резала сон после вроде только что прозвучавшей такой приятной и долгожданной установки «Отбой». Первая «пара» занятий «выкашивала» ряды слушателей, вторая - проходила в мучительном противоборстве яви со сном, а третья - добивала недобитых. Редкие выпады преподавателей против особенно расхрапевшихся «спящих красавцев» поставляли довольно потирающему руки старшине «пушечное мясо» для нарядов.
Прошедшие несколько «летучек» показали, кто есть кто. С кем можно поддерживать контакт, а кого нужно просто на руках носить, ибо «два балла» за «летучку» однозначно были объявлены ротным, как непреодолимое препятствие на пути в увольнение. Поэтому те из курсантов, кто в свое время «стащил» кое-что из школьной программы, были жизненно необходимы остальной массе, как противоядие от двоек, а, следовательно, как путеводители на волю.
Именно это обстоятельство не устраивало Бабуля. «Почему? - думал он. - Я должен был учиться в школе десять лет и писать сейчас летучку, когда этот тормоз Трошкин десять лет провалял дурака, а теперь у меня списывает!» На что Петя неизменно думал в ответ: «И чего этот тормоз Бабуль мнётся? Во, и листок рукой закрыл, чему его только в школе учили?! Да подвинься же ты!»
Эти мысленные диалоги в итоге приводили к Васиной «пятёрке» и Петиному, встреченному бурной радостью «трояку» или же к вызывающей уныние «двойке».