В жизни всякое может случиться, ведь человек - раб судьбы... Можно выиграть в лотерею большую сумму, а можно и на арбузную корку нечаянно наступить и грохнуться так, что про любую лотерею забудешь. Всякое бывает...С Фортуной не поспоришь. И именно поэтому, если вас, вдруг накануне наряда скрутит невыносимая боль в мизинце правой ноги. Или совершенно случайно на голову свалится какой-нибудь предмет весом в несколько килограммов, например, телевизор, никто вас ни в чём не обвинит. Никто и слова обидного не скажет, когда своё право «тащить» службу в наряде вы передадите другому. Это всё в порядке вещей.
Но вот, если вам вдруг захотелось уволиться, погулять, расслабиться и, пораскинув умом, вы нашли способ как «закосить» наряд, тут уж ничего хорошего в свой адрес услышать, не ждите. А уж от того, кто займёт ваше место, тем более...
...На Чайника Петя не дулся. Чёрт с ним. Не каждый день всё-таки у человека аппендицит вырезают, а пропустить свою операцию, находясь в наряде по клубу, это было бы крайне неразумно.
Но вот Шмаляйло!..
Бабах!!! Гвоздь до упора вошёл в дерево, и большой плакат с надписью:
ПРИВЕТ УЧАСТНИКАМ КОНКУРСА «СМЕХ В ПОГОНАХ»!
наконец, повис в глубине сцены.
«Почему именно я!? - Трошкин сел на табуретку. - Ну почему!»
Петя был назначен дневальным по клубу вместо заболевшего Незачаева совершенно неожиданно, в субботу вечером, когда вышел из казармы, чтобы подышать воздухом. И сейчас, сидя в клубе, он испытывал чувство глубокой обиды и досады вовсе не оттого, что долгожданное воскресенье так неожиданно и глупо накрылось. Его бесил Шмаляйло, со своим «суперсправедливым» подходом к назначению в наряд, выбравший на эту роль Трошкина только лишь потому, что тот первым попался ему на глаза, когда стоял на улице. Этого-то и не мог простить Петя сержанту.
Конкурс начался. Пока на сцене всевозможные клоунады, пародии, пантомимы, рассказывающие зрителям о полной казусами курсантской жизни, вызывали в зале смех, а иногда и бурное ржание. Пока жюри выставляло оценки. Одним словом, пока шёл конкурс, Трошкин работал. Он держал декорации и уносил реквизит, подавал реплики и крутил занавес, единственное, чего он не делал, это не веселился, как все вокруг.
Наконец, конкурс начал близиться к завершению...
Петя стоял за кулисами, готовясь поймать брошенную со сцены тарелку, когда его внимание отвлёк голос, который, несомненно, принадлежал ротному:
- ...Я вот только не пойму, кто должен был об этом позаботиться?!
Тон говорившего не предвещал собеседнику ничего хорошего.
- Но, товарищ майор, я не думал...
- Что значит «не думал», старшина! Думать всё-таки надо, хоть иногда! Прохлопали! Завтра на совещании меня спросят, где же были наши курсанты... Что я отвечу?! Что они в трауре по неудачно написанной контрольной?! Или, что все юмористы в наряде?!
- Что же делать? - Шмаляйло был озабочен.
- «Что»? Да ничего особенного: пойти сейчас на сцену и изобразить Чарли Чаплина! Одним словом, так, старшина, если сегодня не будут выступать наши курсанты, пеняйте на себя! Идите!
«У-у-у, зараза, получил! - ликовал Трошкин. - Будешь знать, как невинных людей в наряды ставить!»
- Трошкин! - Шмаляйло с красной после разговора с ротным физиономией заметил Петю. - Ты что здесь делаешь?!
«Трамвай жду», - хотел ответить тот, но не стал.
- Тарелку ловлю.
- Какую та...
Фарфоровая тарелка, брошенная со сцены по сценарию какой-то инсценировки, пролетела мимо отвлёкшегося Трошкина. Описав плавную дугу, она со звоном разлетелась об стену в метре от Шмаляйло, заставив того шарахнуться в сторону.
- Вот эту, - ответил Петя на незаконченный вопрос. - Правда, не поймал.
Шмаляйло с опаской взглянул в сторону сцены.
- Значит так, - сказал он, - сейчас тебе надо будет что-нибудь изобразить.
«Ну вот, начинается! - подумал Петя. - Старая история».
- Я не умею.
- Неважно! Иди сейчас на сцену и делай там, что хочешь, стишок расскажешь или песню споёшь, лишь бы это было похоже на выступление!
- Но...
- Что непонятно, товарищ курсант?! В строю разговаривать вы все мастера, а тут сразу «не умею»! Живо на сцену! Кругом! Шагом марш!
Инсценировка уже закончилась, в зале нетерпеливо шумели, а жюри готовилось назвать победителей.
- Ну!
Шмаляйло был похож на испанского быка, и Трошкин представил себя торреодором. Хладнокровие, а вместе с ним презрение и обида, пришли на смену, наступившей было, растерянности. Он повернулся кругом.