Глаза сверкали, разливая свет,
И восхищённые увиденным мужчины
Вдруг замирали и глядели вслед.
Таинственное женское начало,
Венец природы, гений красоты!
И в тишине вдруг скрипка зазвучала.
И боги засмотрелись с высоты.
Она не шла - плыла легко и плавно,
Осанка гордая, изогнутая бровь.
И мне вдруг показалось, как ни странно,
В ней кроется Великая Любовь
И полилась вдруг музыка из окон,
Вплывая в потревоженные сны.
Ветра вплели в густой девичий локон
Все запахи разбуженной весны!
Не на одну из женщин не похожа.
Что я мог дать ей? За душою ни гроша.
Она недосягаема, но, Боже,
Как хороша!..
- Петя, можно вопрос? - спросила Ксюша, когда через несколько минут они тронулись дальше.
- Давай, - разрешил Трошкин.
- Петь, - девушка на несколько секунд замялась, - а у тебя дома есть девушка?
- Дома нет, здесь есть, - не задумываясь, ответил он, - а что?
- Да так, просто, - смутилась Ксюша.
Она остановилась:
- Знаешь, мне, наверное, домой пора.
Она высвободила руку из Петиной ладони.
- Постой, постой, какой дом? - возразил Трошкин. - А я тебя хотел познакомить с моей девушкой.
- Не надо, я не хочу.
- Почему? - Трошкин хитро смотрел на Ксюшу.
- Не хочу и всё! Она тебя одного ждёт.
- А она меня не ждёт, она сейчас с парнем гуляет.
Ксюша удивлённо посмотрела на Петю:
- Что ж так? Вы что, поссорились?
- Да нет пока...
- Так в чём же дело?
- Не в чём, а в ком, - Трошкин загадочно улыбнулся девушке.- В тебе дело.
Он взял Ксюшу за руку, и они снова не спеша, зашагали по аллее. Минуту шли молча, наконец, девушка не выдержала:
- Опиши её, если помнишь, конечно...
- Помню. Она... - Петя задумался, - она необыкновенная... Она лучше всех... Она спасла меня однажды... Ты знаешь, я бежал от патруля и случайно попал к ней в квартиру, а начальник патруля оказался её отцом, а потом...
- ...А потом вы сидели, пили чай и всё время смеялись, вспоминая какой-то батон, да?
- А ты откуда знаешь? - Петя остановился и повернулся к девушке. - Подсматривала?!.
- Нет, догадалась просто, - Ксюша положила руки на Петины погоны. - А она тебе никогда не говорила, что у неё тоже есть парень, и он ей очень нравится?
- Да нет, вроде...
- Странно... Тогда можно, я это сделаю за неё?..
Она поднялась на цыпочки и поцеловала застывшего Трошкина в щёку:
- Не возражаешь?
Петя не возражал, он наклонил голову и тихо произнёс:
- Знаешь, я ей не говорил, но тебе скажу... - он поцеловал её, и алая помада осталась у него на губах. - Вот...
Ксюша положила свою голову на его грудь и прижалась к нему всем телом. Петя нежно обнял её за талию и прошептал, вдыхая аромат её волос:
- Чтобы не случилось, я буду помнить этот вечер.
Она подняла на него свои голубые глаза и тихо ответила:
- Не хочу, чтоб что-нибудь случилось...
В ответ он коснулся губами Ксюшиного лба и только ещё крепче прижал её к себе.
Прохожие шли мимо и, улыбаясь, смотрели на счастливую пару. А они стояли, прижавшись друг к другу, и в их маленьком мирке не существовало прохожих, не было там ни парка, ни деревьев, ни аллеи со скамейками... Были только они вдвоём, Ксюшины голубые глаза и тихий Петин голос. А за ними, словно прекрасный и чарующий символ любви, журчал и переливался всеми цветами радуги, поднимался и падал в такт музыке, большой цветок музыкального фонтана.
* * *
Сессия... Как точно подметил один знаменитый поэт: «Как много в этом слове!..» Действительно, ведь сессия, это время, когда отпуск уже не за горами. Когда курсанты начинают задумываться об учёбе и потихоньку прикидывают, на какое число брать билеты, и брать ли их вообще. Это пора, когда все сбиваются в кучки по землячеству и, не торопясь, рассудительно договариваются между собой о количестве спиртного, которое необходимо будет заготовить, чтобы уничтожить его в предстоящем пути на родину.
...Солнце нещадно палило с небосвода, расплавляя асфальт и беспощадно нагревая всё, что не было спрятано такой желанной в эти дни тенью. Изнывающий от жары, как и все, но, тем не менее, исправно выполняющий свою работу, термометр устало сообщал желающим, что на улице плюс тридцать шесть градусов по Цельсию.
Плац был похож на гигантскую сковородку. Сегодня, кроме трибуны и плакатов со строевыми приёмами, ему, вдобавок, принадлежали курсантские подразделение. Шёл обычный развод на самоподготовку. День хоть и перевалил за половину и близился к вечеру, все равно, словно половые тряпки, выжимал ошалевших от жары людей. Пот стекал с самого затылка и терялся где-то в глубине душного и влажного хэбэ.
Трошкин, стоя в строю, только приступил к перевариванию полученной за обедом порции перловки. Она сопротивлялась, в результате чего Петин живот издавал всевозможные звуки, которые вместе с «мелодиями» других протестующих желудков, образовывали нечто вроде музыкального сопровождения ротному, ведущему перед строем душеспасительную беседу. Подошвы нестерпимо горели, и Трошкин чувствовал себя маленькой дымящейся яичницей на сковородке. Он сдул с носа капельку пота, которая тут же осела на спине стоящего впереди Жоры Полового. «Пивка бы холодненького, - мечтательно подумал Петя. - Или в море окунуться. А учиться-то, как не хочется! Уж лучше что-нибудь покрасить»