...Следующий день прошёл в получении походного снаряжения.
Каски закрывали лысые головы по самые уши и постоянно сползали на глаза. Сапёрные лопатки, притороченные к поясному ремню, при ходьбе больно били по ногам. Да, вообще, все пехотные принадлежности никак не хотели спокойно висеть там, где им положено было висеть. Они обязательно норовили отстегнуться и упасть или просто больно ударить куда-нибудь именно в тот самый момент, когда меньше всего ожидаешь нападения.
Все недоумевали: «А что же делать, если вдруг придётся бежать? Куда при этом девать: автомат, каску, лопатку, вещмешок, ОЗК, подсумки, планшет и всё остальное? Может на машину будем грузить?..» И никто даже мысли не мог допустить о том, что со всем этим военным барахлом нормальный человек сможет не только идти-то, но ещё и передвигаться бегом.
Выход назначили на пять часов утра следующего дня.
Ночь прошла беспокойно. Всем снились кошмары, так или иначе связанные с майором Зондером. В одних - он, в роли кровожадного рейнджера, поливал из пулемёта выстроенных в одну шеренгу, отчаянно визжащих продавщиц, поварих и раздатчиц. В других - Зондер гнал строй бегом через пустыню и беспощадно дышал огненным дыханием в затылки отстающим. Курсанты стонали и метались в холодном поту, и только один из них спал сном праведника. Это был Петя Трошкин. Наевшись снотворного, он мирно посапывал на кровати училищного лазарета, куда угодил накануне с подскочившей до тридцати девяти температурой и опасениями - как бы его не признали дезертиром.
Проспал Трошкин до завтрака, а потому не видел, как высыпали из казармы в предрассветную прохладу не выспавшиеся, одетые по всем правилам пехотного искусства, курсанты. Как, подгоняемые криками командиров, бряцая оружием длинной чёрной змеёй, проползли они по училищу. И как, бросая по очереди прощальные взгляды, исчезали понурые головы в чревах специально заказанных для такого случая трамваев, которые через час доставили их на железнодорожную станцию, откуда первая электричка увезла всех в неизвестность.
* * *
Когда молодая улыбающаяся медсестра нежно, но настойчиво потрепала Трошкина по плечу. Когда тот, чувствуя себя немного лучше, чем накануне, вышел, пошатываясь, из палаты и направился к пропитанному и пропахшему хлоркой туалету, совмещённому с умывальником, чтобы совершить утреннее омовение. Когда манящий запах перловки на завтрак стал пробиваться из дверей обеденного зала... Именно тогда, далеко от него, за много километров от ближайшего жилья, среди степи, под поднимающимся, но уже начавшем припекать солнцем, позвякивая автоматами, двигалась нестройная, но довольно солидная колонна запыленных, усталых и злых на всё и всех людей в форме.
В голове колонны шёл невысокий человек в "камуфляже" и кроссовках. Двигался он быстро и легко настолько, насколько позволяли ему это делать пружинящие в такт его движениям «адики». Иногда он оборачивался и бросал в сторону с мольбой глядящих на него грязных лиц какие-то слова. Очевидно, слова эти обладали, какой-то магической силой, потом что после них вся эта пыхтящая и брязгающая железом масса, приходила в болезненное возбуждение и постепенно, очень нехотя переходила с шага на тяжёлый бег.
Маленький человек в такие моменты останавливался, дожидался хвоста колонны и бежал позади всех. Он никого не трогал и не говорил ни слова. Но никто из бегущих даже и мысли себе допустить не мог, чтобы остановиться и отдышаться. Все бежали, как за уходящим поездом.
Эта трусца продолжалась до тех пор, пока человек в «камуфляже» не делал ускорение, и опять не оказывался в голове колонны. Тогда он снова негромко произносил какие-то волшебные слова, и все тотчас же, словно споткнувшись о невидимую преграду, переходили на шаг. Тяжело дыша и считая круги перед глазами, каждый гадал: хватит ли сил на следующий бросок, и не убьёт ли его палящее светило предательским тепловым ударом в спину или в голову, которая с большим люфтом болталась в каске.
Человек, руководящий этими жестокими забегами, был не кто иной, как майор Зондер Иван Семёнович.
Уроженец Приморского края, он всё своё детство провёл в гонениях и насмешках, которым он подвергался со стороны сверстников. Причиной тому была его исконно русская, как он считал, фамилия. Своё мнение он часто пытался доказать друзьям. Причём использовал при этом все методы ораторского искусства, начиная от лекций о генеалогическом дереве и заканчивая своими, не больше яблока, кулаками. Ни то, ни другое, как правило, действия не имело, и Ваня вынужден был в очередной раз искать очередное убежище, прижимая пятак к очередному синяку.