«Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и все до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно было в пять минут сделаться пьяным».
Одно время – было это два года назад – папа часто избивал маму. Саша не знала почему. Пётр Сергеевич почти никогда не пил, а потом вдруг однажды на месяц ушёл в запой, возвращался каждую ночь пьяный, ругался и бил маму. Чуть было не потерял работу, начал курить. Потом, правда, бросил… Изменился до неузнаваемости. Саша пыталась говорить с ним тогда, умоляла подумать о ней, о семье, просила вернуться к нормальной жизни и даже пригрозилась убежать из дома. Снежин ударил её – в первый раз в жизни. Ударил и тут же стал прежним, каким был до того, как запил. Долго плакал, просил прощения. Саша простила его. Думала, что простила. А вот мама… Мама с тех пор стала такой… такой, какая она сейчас. Что-то надломилось в ней. Вместе с этим закончилось детство Саши. Вечное лето ушло.
Чтобы избавиться от неприятных воспоминаний, Саша снова и снова пыталась вернуться к чтению, но взгляд не хотел цепляться к словам, сосредотачиваться, а мысли разбегались в разные стороны. В изнеможении пролистав несколько страниц она прочла:
«…а пожалеет нас тот, кто всех пожалел и кто всех и вся понимал, он единый, он и судия... И всех рассудит и простит, и добрых и злых, и премудрых и смирных... И прострет к нам руце свои, и мы припадем... и заплачем... и все поймем! Тогда все поймем!.. и все поймут... Господи, да приидет царствие твое!»
Не пожалеет, − подумала Саша.
− Привет, − услышала она. Тон казался мягким и дружелюбным, но сам голос был неприятным. Больно вкрадчив. – На улицах этого города красивые девушки с Достоевским в руках, как кометы Галлея – большая редкость.
− Чем же предпочитают заниматься красивые девушки на улицах этого города? – Саша нехотя оторвала глаза от книги. Перед ней стоял невысокий молодой человек примерно её возраста с короткими каштановыми волосами, одетый в лёгкое серое пальто.
− Насколько я мог убедиться, предпочитают приносить своё воображение в жертву богу сиюминутных желаний. Я Вячеслав, − парень чуть склонил голову. Зелёные глаза, не мигая, смотрели на Сашу, отчего девушке стало не по себе.
− Саша.
− Александра... «Защитница людей». Очень красивое имя.
− Спасибо, − Саша не знала, что ей делать. Отшить его и уйти? Или продолжить беседу?
− Как Достоевский, Саша? – спросил Вячеслав. – Атмосфера жёлтого Петербурга не удручает?
− Совсем нет. Даже наоборот, есть в этом во всём какая-то своя эстетика. В чистоте способен прожить только тот, кто знает, что такое грязь, − сказала Саша. От неё не ускользнула улыбка на лице Вячеслава. Что за новости? Её что, проверяют? Обычно всё наоборот!
− Грязи полно и в реальной жизни. Неужели грязь, вправленная в изящное слово, как булыжник в золотую оправу, чем-то лучше грязи обычной?
− По крайней мере, в книжной грязи нельзя запачкаться. А если грязи становится слишком много, она отваливается сама собой. Того, что под ней, всё равно не замарать... − Саша замолчала.
− Хм, значит, чем грязнее книги, тем чище души? − усмехнулся Вячеслав. – Я люблю читать, очень. Причём, не только книги. Жизнь − тоже книга. Или пьеса – кому как больше нравится. Чтобы быть начитанным человеком, достаточно иметь только наблюдательные глаза. Чтение книг − не что иное как выслушивание рассказов других внимательных людей о том, что они успели заметить, пока ты спал. Ты, кстати, уже знакома конкретно с этим произведением Достоевского?
− Да, перечитываю его второй раз. Летом буду сдавать ЕГЭ по литературе.
− Я тоже буду. Но мне почему-то не приходило в голову перечитывать все произведения школьной программы. Может, последовать твоему примеру?
− Делай, что хочешь, − пожала плечами Саша. − Я перечитываю для того, чтобы заметить что-нибудь, чего раньше не видела, найти двойное дно.