– Быстро извинись, слышишь? − прошипела Саша, и сама не ожидавшая от себя такой прыти, влепила врагу звонкую пощёчину. И уже не волновало, что враг троекратно превосходит числом – если тут же не ответить, сожрут.
− Ах ты тварь такая! – заорали девчонки и втроём набросились на Сашу, принялись таскать за волосы, рвать одежду и бить остренькими кулачками. Неловкое движение – и букет белых роз приземлился в одну из луж у обочины.
− А-а-а-х, я тебя-а! – выла от боли и злобы Саша, размахивая кулаками, раздавая тычки направо и налево. Далеко не все они пропадали впустую.
− Ты что творишь?! – получив весомую оплеуху, визжала молотящая воздух сумочкой малявка.
− Гадина, я из-за тебя ноготь сломала! – шипела Мать, предпочитавшая не бить, а царапать.
Из-за крика и писка, издаваемого дерущимися девчонками, на балкон трехэтажного дома вышел мужик в майке-алкоголичке и неторопливо, по-философски, закурил. За деревянным забором одного из дворов двое мальчишек лет десяти и одиннадцати спорили, кто же победит, и подзадоривали девчонок восторженными криками.
Несколько минут спустя, неравный бой был окончен. Сашу повалили на землю, оттаскали за волосы и, больно ударив каблуком пару раз, оставили в покое.
− Только посмей нажаловаться, − заправляя вывалившуюся грудь обратно в декольте, сказала Мать. – Про тебя в школе такое начнут говорить, что в петлю полезешь! – напоследок смачно плюнув под ноги кровавой слюной – Саша метким ударом рассекла ей губу – Волкова развернулась и пошла прочь. Следом за ней засеменила потрёпанная свита. Ушел мужик с балкона, докуривший свою сигарету. Пропали мальчишки за забором.
Саша сидела на холодной земле совсем одна и плакала. У неё не было никакого желания вставать, куда-то идти, что-то делать. Хотелось просто лечь и умереть, как бездомной собаке, всеми брошенной и забытой. Старательно уложенные утром волосы сейчас больше напоминали воронье гнездо. Чулки были порваны, пары пуговиц на ветровке не хватало; на щеке красной полосой горел след от острых ногтей; тут и там на одежде виднелись пятна грязи, все тело болело, словно её пропустили через строй солдат, и каждый хорошенько огрел прикладом. Но самое главное…
− Боже! – Саша бросилась к луже и извлекла оттуда потемневший от дождевой воды букет. Одна роза в нем была сломана в нескольких местах и больше напоминала веник, вторая осыпалась, и от неё остался лишь покрытый шипами стебель, и только третья почти не пострадала. Саша бережно извлекла нетронутую розу из обёрточной бумаги, аккуратно протерла её салфеткой из покрытой пылью сумочки и поцеловала. На какой-то миг девушке стало легче – она вспомнила минуты, проведенные рядом с Вячеславом – но видение потухло, и снова стало холодно, больно и одиноко. Кое-как приведя одежду в порядок, Саша побрела домой.
Улицы были мертвы.
− Откуда цветок? – вместо приветствия спросил хмурый отец. Кто-то позвонил и сообщил ему, что произошла ошибка, и повышение дали не ему, а его коллеге.
− Парень подарил, − равнодушно пожала плечами девушка. У Саши не было никакого желания изворачиваться и лгать. Она просто устала.
− Какой ещё парень? – лицо Пётра Сергеевич стало мрачнее грозовой тучи.
− Тот самый, с которым я в городе познакомилась. Вячеслав. Я ездила в город с ним встречаться.
− Но ты же сказала…
− Я тебе соврала.
Девушке на секунду показалось, что крепкий кулак отца лишит её сознания здесь и сейчас, так что она даже зажмурилась в страхе, но Пётр Сергеевич молчал. И от молчания этого хотелось зарываться в землю, бежать и прятаться.
− Ты спала с ним? – вопрос прозвучал, как раскат грома.
− Спала? О чем ты, папочка?! – саркастически улыбнулась Саша. – Я же честная девушка! А разве честные девушки спят с парнями на втором свидании? Нет, конечно! Они спят на первом.
− Как ты смеешь разговаривать с отцом в таком тоне?! – Пётр Сергеевич почти кричал. – Что у тебя с лицом и одеждой? Быстро отвечай! Ты выглядишь, как дешёвая проститутка!
− Дешевая проститутка, говоришь? Что ж, спасибо и на этом… Стоит человеку на улице оступиться и упасть, как он тут же превращается в проститутку!
− Так, ну-ка не ори на меня, маленькая дрянь! Я тебя растил, воспитывал, одевал и кормил, поэтому имей ко мне элементарное уважение! – от рева главы семейства задребезжали стены.