− Я возьму, − хотела встать Саша.
− Сидеть, − приказал Пётр Сергеевич, вытер рукой жирные губы и вышел.
− Да! Привет. Да, я дома. Что, прямо сейчас приехать? Какая ты... Кхем, то есть ждите, я скоро буду, − слышался голос за стеной. Он был на удивление мягок.
− Что ты тут сейчас устроил? – спросила парня Саша. – Что это был за балаган? Я чуть со стыда не сгорела!
− Зато теперь твой отец мне не опасен, − улыбнулся Вячеслав. – А то я уже начал нервничать под этим его пристальным взглядом.
− Не человек, змея, − пробубнила Саша под нос. Вячеслав прикинулся глухим.
− До свидания, дочь, − крикнул отец из прихожей, набросил пальто, обулся и вышел. Серо-голубой домик притих.
− Знаешь, что это было? – спросил Краснобаев, когда они сидели у Саши в комнате.
− Что?
− Экзамен на сексуальность. Твой отец прикидывал, велика ли возможность, что мы с тобой переспим.
− Что??! С чего ты взял?!
− Да это же ясно, как день. Думаешь, почему он так легко нас оставил? Я не прошел экзамен.
− А чему ты радуешься?
− Если б прошел, он бы меня выгнал.
Чтобы куда-то деть руки, Саша принялась листать журнал. Вячеслав уселся за пианино и попытался сыграть Лунную сонату, но пальцы его запутались в клавишах – пианист он был неважный.
− А как ты относишься к сексу? – был внезапный вопрос.
− Что, уже планы строишь? – нахмурила Саша свои тонкие, как крылья у ласточки, брови. – Даже не думай. Терпеть не могу. Ненавижу.
− Ты хоть раз пробовала? – в голосе Вячеслава звучала ирония.
− А вот представь себе, пробовала! И мне не понравилось.
− Видать, тебе попался кто-то неумелый, кто всё испортил.
− Ты умелый.
− Не то чтобы, но я быстро учусь, − уши Краснобаева слегка покраснели.
Помолчали немного.
− Из-за секса я рассталась со своим предыдущим парнем, − призналась Саша. – Простой любви ему оказалось мало.
− Не вижу ничего удивительного, − Вячеслав закрыл крышку инструмента и провел по ней пальцем. Крышка была идеально чистой. – Любовь – это башня о трёх опорах – уважение, дружба и секс. Без одной из опор башня рушится, и ни о какой любви речь уже не идёт.
− Снова теория? – Саша шумно закрыла журнал и бросила его к остальным.
− Нет, это правда жизни.
− Видимо, мы с тобой живем в двух разных жизнях.
− Видимо, − кивнул Вячеслав. – Саша, секс не такая плохая штука, как ты о нем думаешь. Секс дает свободу.
− Свободу? Каким образом?
− Взгляни на себя. Ты в этой комнате − как в склепе, как в келье какого-то монастыря. Ты боишься даже такого чудесного подарка человечеству как секс. А боишься ты потому, что тебе нельзя. То, что это для тебя мерзко и неприятно − лишь отговорки, которые ты себе сама придумала, чтобы хоть как-то оправдать свой насильственный постриг, − Вячеслав взял Сашу за руку и подвёл к большому зеркалу, висевшему на двери. − Прочь из этих стен, Саша. Посмотри на себя, как ты красива, как совершенно твоё тело. Поверь, время беспощадно, и так будет не всегда. Carpe diem, Саша. Лови мгновение.
Когда Вячеслав уехал, у Саши на душе скребли кошки. Её новый парень недвусмысленно дал понять, что ему нужно для нормальных отношений. Снова этот секс, эта низость! Неужели без них не обходится ничего в мире? Неужели всё вокруг, даже самое прекрасное, зиждется на этом?
Ещё к пятнадцати годам Саша поняла, что родители хотят ее продать. Как картошку на рынке. Однажды придя домой «под градусом», Пётр Сергеевич, который в такие минуты не держал язык за зубами, обронил, что жалеет, что у него нет сына – тот бы приносил в семью кусок хлеба, заботился о нем в старости. «Девку замуж отдаёшь – что хоронишь!» − сказал он тогда. – «Так хоть партию найти подходящую, чтобы зять деньжонок подкидывал».
Естественно, элитному клиенту порченый продукт не подсунешь, поэтому всё, что касалось отношений Саши Снежиной с мальчиками, вызывало у Пётра Сергеевича сильное раздражение. Он сравнивал парней Саши с вороньем, которое «слетается на готовенькое, пожрёт − и в кусты!» Красивых парней отец спускал с лестницы, умным говорил пару ласковых, и они обходили Сашин дом за версту. На Принца папаша махнул рукой – что он может из своего компьютера? Но Вячеслав Снежина удивил.
− И что ты в нём нашла? − разводил он руками. − Несуразный какой-то, непонятный. Идиот, одним словом.
− Это от безысходности, папа, − отвечала Саша.
− Глупостями не стоит заниматься даже от безысходности, − говорил Пётр Сергеевич и показывал девушке кулак.
Время от времени отец примерял на себя маску блюстителя нравов и начинал внушать девушке, что такое хорошо и что такое плохо. Для Саши такие разъяснительные беседы чаще всего заканчивались истерикой, глотанием пустырника и слёзными клятвами в своей чистоте и непорочности. После самой первой такой беседы Саша поняла, что она до ужаса боится отца. Его холодный взгляд, длинные жёлтые пальцы, чёрные, как смоль, волосы – все вызывало содрогание. Но спутником страху всегда был червь сомненья и бунтарства. Он ныл, кричал и бился в груди, требую восстать, не подчиниться. Он мучил Сашу намного больше, чем страх перед моральной пыткой.