− Два с половиной.
− Алиса! Отдай записку!!! − почти хором заговорил класс. Только Саша заворожено глядела на трясущиеся руки подруги, не чувствуя тела.
− Три. Всё, Кулакова, больше можешь на мои уроки не ходить.
− Подождите!!! − завыла вдруг Кулакова в слезах, судорожно вынимая злополучную записку из кармана. − Вот, вот, пожалуйста, возьмите, а меня не трогайте! Пожалуйста! − и протянула записку учительнице.
− Так-то оно лучше. Садись на место, Кулакова. Так, посмотрим, что тут у нас... − Бурилка развернула помятый листок бумаги, прокашлялась и начала с выражением читать вслух. – «Во Огаркин влип! Ща она его в бараний рог скрутит!» Ошибок-то, ошибок-то настряпано! А это что за слово? «Ты чё сегодня какая-то... трахнутая?»
Саше казалось, что это всё не правда, что она видит какой-то жуткий кошмар, что всё настолько неправдоподобно и ужасно, что просто не может быть явью. Она спит, точно спит. Девушка попыталась ущипнуть себя, но руки до того ослабели, что получилось совсем не больно. Да, точно, это сон... Весь класс, как завороженный слушал Ирину Аркадьевну, словно она декламировала Пушкина или Блока. Никто не возмутился, не встал, не попробовал уйти или остановить учительницу. Все внимательно слушали. Алиса сидела рядом и тихо всхлипывала от пережитого только что шока. Взглянуть на подругу она не осмелилась, и только раз губы её еле слышно прошептали нечто похожее на «прости».
Но вот Бурилка дочитала записку до конца и с победным видом взглянула на Кулакову со Снежиной. Весь класс смотрел на них же. У кого-то в глазах было удивление, у кого-то − сочувствие, у кого-то − злорадство. И тут Саша поняла, что не спит, и весь мир стремительно закружился у неё перед глазами, исчезая в какой-то большой чёрно-синей воронке, за которой девушку ждала лишь темнота.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов