Стамеска упала на пол. Боль сразу прекратилась.
– Как-то это стремно, – прошипел он, изумленно глядя, как стекает по запястью и капает на пол кровь. – Яды… Его же повезут на вскрытие, там все равно определят. Сейчас же не Средние века. А мне после этого хана будет.
– Тут ты в цвет попал, – похвалил его Лютый. – Но сейчас действительно не Средние века. Тогда в ходу были только сулема да мышьяк или белена. Мое снадобье было самым лучшим в Европе, но теперь и оно устарело. Зато есть средства, которые еще не скоро научатся находить даже лучшие лаборатории мира. Знаешь, что я тебе предложил?
Он кивнул на приборную доску. Вместо хрустального флакончика там стоял обычный пузырек из-под пенициллина с бесцветными кристаллами на дне.
– Синтетический тетродотоксин. Стопроцентный результат, стопроцентная анонимность. Вечная гарантия.
Студент потряс головой, поднял руку. И палец, и перстень были на месте. Все выглядело как обычно, даже ранки никакой не осталось. Только засохшая кровь на запястье, неведомо откуда…
– Что скажешь? – требовательно спросил Лютый.
– Скажу, что базаришь ты стрёмно, как будто профессор. Блатные так не поют.
– А Студент и должен профессора слушать. – Лютый усмехнулся. – Не отвлекайся, это не твоего ума дело! Пойдешь в Смотрящие?
Студент тупо посмотрел на пузырек с ядом и вдруг увидел внутри самого себя! Крохотный Студент за изогнутым стеклом переминался с ноги на ногу, чтобы стать ровно, но кристаллы ему мешали.
Если задуматься, Лютый прав насчет Мерина. Старик только благодарен будет… ну, там, на небесах, наверное. Или в другом месте… Но что за тип этот Лютый? Не может же он на самом деле быть этим… Но тогда кто? Явно не блатной и не мусор! Циркач-гипнотизер? Похоже… Но зачем ему такое представление?! Нет, это не гипнотизер, это… Внезапно запретное имя выговорилось – то ли вслух, то ли в мыслях. Люцифер?!
Пораженный невероятной догадкой, Студент икнул.
– Собираюсь! – рявкнул он, всем телом разворачиваясь к страшному собеседнику.
Но рядом никого не было. Машина мгновенно остыла, жара сменилась холодом. Дрожа всем телом, Студент включил передачу и неуверенно тронул с места.
Ростов, вечер того же дня
Вернулся он домой под вечер, скинул грязные сапоги, ватник. Ушанку зашвырнул в кладовку, в самый дальний угол. Руки и ноги дрожали, да и промерз он не только до костей, но и до самых глубоких уголков души. Полез в горячую ванну. Вымылся, побрился. Сбрызнул лицо и волосы одеколоном. Надел свежее белье и купальный махровый халат. Но чувство дома и чистоты не приходило. Как будто подхватил какую-то дрянь, вроде сифилиса. Он десятый раз покрутил перстень на пальце. Лев улыбался – то ли загадочно, то ли зловеще. Но никаких шрамов и царапин под ним не было.
Стало немного легче. Может, примерещилось?
Достал из холодильника банку с паюсной икрой, намазал бутерброд. Налил водки. Сел перед телевизором. Цветной телевизор. Немецкий, «Grundig» – такие из-за бугра привозят и в комиссионке по тысяче двигают, дороже мотоцикла! И хотя в цвете он почему-то не показывал (даже Рома Шепот, известный спец по всяким электрическим замкам и радиопередатчикам, не смог ничего с этим поделать), перед ним можно было просто так сидеть и наслаждаться. Даже перед выключенным. Ловить кайф от самого вида этого чуда техники. А если щелкнуть тумблером включения, то там такая, мать его, картинка, такая яркость, такой звук! – самый отстойный выпуск «Сельского часа» покажется американским вестерном!..
А сейчас его почему-то не забирало. Шел вечерний выпуск новостей, но Студент ничего не видел и не слышал. Выпил водки, закусил. Не почувствовал даже.
Прошелся по комнатам. Огромная трехкомнатная квартира в центре большого города. Окна в человеческий рост. Дубовый паркет. Румынский гостиный гарнитур, финский спальный… Когда-то он ломал голову, где достать новомодные моющиеся обои – смех! Сперва обклеил ими всю квартиру, даже сортир… Гордился. Потом надоело. Такое есть у многих. А у него картины, у него какая-никакая, а коллекция. Картины плохо смотрятся на фоне обоев. Сейчас все комнаты обиты бордовым, серым и темно-зеленым шелком. Строго, стильно. И подсветка над каждой рамой…
Коллекция, если положа руку на сердце, так себе. Несколько безымянных русских акварелей начала прошлого столетия, эскизы Головина, карандашные наброски Кустодиева, серия степных пейзажей Кузнецова, всё остальное копии: Сарьян, Борисов-Мусатов, Кончаловский. Пестро, нелогично, тутти-фрутти, как говорят итальянцы. Но он ограничен легальными источниками покупки. И стоимостью работ, которая не должна привлекать к себе внимания. Коллекция – его фасад, образ простоватого, неискушенного собирателя искусства. И что? Нет, он по-своему гордится своей коллекцией. В одной из безымянных акварелей угадывается рука великого Поленова, и хороший эксперт это подтвердит, он уверен. А вот эти кузнецовские пейзажи через десяток-другой лет, возможно, будут стоить столько же, сколько вся эта квартира с обстановкой. А может, и весь этот подъезд…