— Ты, дочка, не соглашайся!
— Я?
— Никому на ней не надо работать, на этой зверюге.
— Но…
А Берти идет себе дальше, рассуждает сам с собой, жестикулирует. Спохватившись, что у него за спиной происходит что-то неладное, он круто поворачивает обратно.
— Оставь ее в покое, Гавацци! Ты лучше меня знаешь, что не нам решать.
А Гавацци все уговаривает:
— Будь умницей, иди откуда пришла и не отнимай у нас время.
Берти:
— Она все знает. Начальник ей все объяснил.
— Кишка-то? Как же, он объяснит. Чин-чином, все как есть, по-честному.
— Короче говоря…
— Дочка, я против тебя лично ничего не имею. Я к тебе — с полным уважением. Ясно, тебе нужна работа. Поверь, душа болит, что приходится тебе такое говорить, но все равно скажу: уходи! Беги отсюда!
Помрачнев:
— А сама не уйдешь, вышвырнем!
Пальцем, которым она до этого упиралась в грудь девушки, Гавацци делает круговое движение.
Многие машины остановились. Весь ряд намоточных, одна крутильная и еще несколько в глубине цеха. Стали подходить рабочие. Те, кто остался на месте, тоже — каждый по-своему — дают понять, что новенькая должна поскорее отсюда выметаться. Двое пожилых и один молодой рабочий выстроились друг другу в затылок — будто боевой патруль — и многозначительно скрестили руки на груди. То здесь, то там разгораются споры, слышатся бранные слова, проклятья. В глубине цеха остановилось еще несколько машин. Общий гул смолк, слышно лишь, как гудит вон та, вот эта и эта машины: штрейкбрехеры.
Гавацци: — Я такой упрямой девчонки в жизни не видела!
Берти: — Ты лучше меня знаешь, что лезешь на рожон. И нас всех в неприятности втравишь. А зачем? Когда она увидит «Авангард», то сама…
Гавацци (ко всем присутствующим): — Нет, вы только подумайте! Неужели мы допустим, чтобы успех нашей борьбы зависел от того, испугается девчонка или нет?!
Ропот. Выкрики, проклятия в сторону стеклянного куба Рибакки. Но Рибакки там нет.
Пожилая женщина: — По-моему, все-таки не надо над ней так измываться. Одно дело — растолковать как следует…
Другая, черненькая: — Чего там объяснять! Сказали — катись отсюда…
Подъехал автокар. Тот, что сновал раньше в отдалении. А может, другой такой же. Остановился.
Водитель (не сходя со своего возвышения): — Что такое? Взяли со стороны? На «Авангард»?
Берти — Не хотите меня слушать, дело ваше. Но я повторяю: никто ее не неволит. Пусть посмотрит сама и решит — оставаться или уходить. Добровольно.
Гавацци: — Добровольно! Как же!
Толпа вокруг Марианны стала еще гуще — женщин намного больше, чем мужчин. Зажали новенькую со всех сторон. Мужчины сдержаннее, нерешительнее. Женщины же размахивают руками, горланят.
Гавацци (жестом предупреждая): — Ей адвокаты не нужны. (Ко всем.) У нас же свобода! Барышне «Авангард» не по вкусу? Цвет не понравился? А кто ее неволит? Зайдет еще разок. Не станете же вы, Берти, нас уверять, что она не может повременить несколько месяцев, а то и годик. Снимет с текущего счета… На худой конец, девица она в соку, на таких спрос большой…
Та, что вступилась за Марианну раньше: — Зачем же так!
Какой-то парень: — А и впрямь, в этом белом свитерке…
Женщины цыкнули на него, а заодно и еще на одного умника, который залез на скамью и завел — Товарищи! От имени…
Гавацци (пытается договорить, но слова ее тонут в шиканье и выкриках): — Все знают, какое создалось положение. Стало быть, нечего канителиться. Одно из двух: либо…
Кто-то выкрикивает: — Ты сама канитель развела!
Гавацци сбилась и никак не может настроиться на прежний лад. Напряжение спало, галдеж усилился. Подключается Берти. Изменив своей обычной флегматичности, он жалобно канючит: — Успокойтесь, прошу вас… — Словно речь идет о личном одолжении.
Теперь все обрушились на Берти.
— Кролик несчастный!
— Не мешайся под ногами!
— Отправляйся к Кишке, продажная тварь, встань перед ним на задние лапки!
Автокарщик: — Если не возражаете, могу погрузить ее на «Форклифт».
Зажатая орущими людьми Марианна чувствует, что она сама для них не существует — она для них все равно что неодушевленный предмет, повод пошуметь. Это настолько унизительно, что ее так и подмывает сделать что-нибудь эдакое, чтобы хоть как-нибудь, хоть на миг утвердить свое «я». «Ах так!» — восклицает она и бросается вперед. Она даже не пытается проскользнуть сквозь толпу, а изо всей силы толкает толстуху в бок, та теряет равновесие и чуть не падает на стоящую рядом женщину. Выбравшись из толкучки, Марианна бежит по проходу, а та вслед ей: