Создающая сомнительный исторический прецедент, объединяющая народы белорусско-российская декларация гласит, что отказа от международных договоров и государственной независимости двух стран не будет. Но такое уложение в лучшем случае -- наивность, а в худшем - обман. Чем еще, как не избирательными правами, определяется суверенитет в современном мире? Только это, как лакмусовая бумажка, наглядно демонстрирует, чьими гражданами являются жители той или иной страны. Если Белоруссия отказывается от своей национальной валюты и распространяет на свою территорию действие российского избирательного права, что остается от ее суверенитета? И каким образом в этих условиях белорусское правительство собирается выполнять свои международные финансовые обязательства? Или же предполагается, что их просто возьмет на себя Россия?
Кроме того, "развивая интеграционный процесс" с Россией, Белоруссия уже сейчас откровенно претендует на особое положение в составе Российской Федерации. В результате чего сама Россия может получить сильнейший центробежный импульс. Президенты Татарии и Ингушетии подняли вполне закономерный вопрос: почему новый субъект Федерации, каковым Белоруссия по воле своего руководителя стремится стать, должен иметь какой-то особый статус?
Если же для ослабления центробежного движения регионов Россия встанет на путь финансового поощрения послушных субъектов, это также не приведет ни к чему, кроме ослабления государства и распада страны.
Союз России и Белоруссии в той форме, в которой он предполагается, очевидным образом не решает ни одного из наболевших вопросов ни одного из объединяющихся государств. Но явно создает новые проблемы, последствия которых могут стать катастрофой.
Даже если на данном этапе белорусско-российский союз не пойдет дальше пустых деклараций, он все равно будет дамокловым мечом для российской внешней и внутренней политики. Он должен быть дезавуирован с той же поспешностью, с которой был заключен.
-----------------------------------
Юрий Фельштинский -- доктор исторических наук.
Приложение к дискуссии
(C) RUS-SKY, 1999 г.
ГЕРМАН НАЗАРОВ
Какое-то безумие тлело в нем...
Архивные находки Германа Назарова заставляют усомниться в хронике болезни и последних дней Ленина.
Официально считается, что, хотя кратковременные головокружения и даже отключения сознания случались с В. И. Лениным и раньше, его таинственная болезнь впервые проявилась явственно в Горках 25 мая 1922 года.
В этот день после ужина он почувствовал изжогу, а перед сном слабость в правой руке: утром разразилась сильнейшая головная боль, была рвота. Он с трудом объяснялся с окружающими; не мог читать; пробовал писать, но сумел вывести только букву "м"; ослабела правая рука и нога. Через час неприятные ощущения прошли, и врачи приписали их гастриту. Но вечером 27 мая последовал повторный, более сильный удар, и профессор Кремер впервые заподозрил у Ленина мозговое заболевание, характер которого, однако, представлялся врачам весьма загадочным.
В отличие от обычного атеросклероза, при котором идет непрерывное прогрессирующее нарастание раз возникших болезненных процессов, у Владимира Ильича после довольно частых ударов наступали улучшения состояния с восстановлением профессионального интеллекта. Это обстоятельство заставило врачей предположить, что болезнь Ленина есть следствие сифилитического изменения сосудов мозга. Они решили, что если это сифилис, то есть надежда на выздоровление! И хотя исследование глазного дна этой догадки не подтвердило, Ленина на всякий случай стали лечить инъекциями мышьяка.
Сам Владимир Ильич довольно мрачно оценивал свое состояние. Говорят, 30 мая 1922 года он даже пригласил к себе Сталина и просил его принести цианистый калий, чтобы в случае чего покончить с собой. Но потом он от этой мысли отказался.
Хотя в течение всего лета 1922 года "кондрашка", как говорил сам Владимир Ильич, хватал его время от времени, в целом его состояние постепенно улучшалось, и врачи разрешили ему приступить к работе с 1 октября. Он с радостью окунулся в работу: председательствовал в Совнаркоме, заседал на пленуме ЦК, в Политбюро и Совете труда и обороны и даже выступил на сессии ВЦИК и на IV конгрессе Коминтерна. Но прежней работоспособности у него, по собственному признанию, увы, уже нет.
13 декабря в Горках его настигает новый сильнейший удар, 15 и 16 декабря его состояние резко ухудшается, и консилиум врачей убеждает Ленина временно совершенно отказаться от работы. 18 дека бря Политбюро возлагает на Сталина ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина. И вдруг Сталин узнает, что, несмотря на запрет, Владимир Ильич продолжает вмешиваться в политическую жизнь и что Крупская 21 декабря передала какое-то ленинское письмо Троцкому. 22 декабря взбешенный Иосиф Виссарионович сказал Надежде Константиновне по телефону что-то такое, от чего она, по словам ленинской сестры Марии Ильиничны, "была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр.". А в ночь на 23 декабря Ленина разбил паралич правой части тела.
По всей видимости, этот инцидент побудил Сталина собрать лечивших Ленина врачей и 24 декабря 1922 года в присутствии Каменева и Бухарина провести совещание, на котором было принято решение: "Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5-10 минут, но это не должно носить характера переписки и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений".
Судя по тексту этого решения, в болезни Ленина политические проблемы играли не меньшую роль, чем медицинские. Действительно, в то самое время, когда соратники разрабатывали процедуру его политической изоляции, сам Владимир Ильич "диктовал" один за другим важнейшие политические документы, в том числе и пресловутое "завещание", в котором он предлагал XII съезду обдумать, как бы половчее сместить Сталина с поста Генерального секретаря. Конец этим таинственным диктовкам положил удар 10 марта 1923 года, после которого Ленин стал настоящим инвалидом: произносил не более десятка слов ("вот-вот", "иди", "вези", "веди", "аля-ля" и почему-то "гут морген "), утратил способность писать, мог передвигаться только в инвалидной коляске.