— На кой чёрт нам эта… Она даже не баба, — продолжает тянуть свою волынку водила.
Дед Николай, блин!
Мне и так страшно!
Я вообще-то ночевать собираюсь в доме незнакомого мужика. Я так понимаю, Колю можно не опасаться, но там могут быть еще и другие…
То, что я пока не бьюсь в панике, это временно.
Во-первых, потому что мне страшнее без Ящера, чем с ним, такой вот парадокс, а во-вторых, я еще не отказалась от своего плана расплатиться с Ящером за помощь телом, хотя это и пугает меня саму до дрожи. Но я не могу позволить, чтобы мы остались без жилья!
А Коля, видимо, подозревает во мне или законспирированную оторву или подлую злоумышленницу. Ну и вообще я ему не нравлюсь. Я же не Татьяна, я так понимаю, ее бы он привез без нареканий.
— Даже подержаться не за что, — возмущается он, оправдывая мои подозрения.
И слава богу! Не надо меня ни за что хватать!
Под усталым взглядом Ящера, уже стоящего на крыльце, засунув руки в карманы, я наконец выкарабкиваюсь. Я таращусь на него в ожидании дальней участи. Гордеев выглядит раздраженным, и несмотря на спокойную позу, я чувствую в нем сжатую энергию. Он будто бомба, которая может взорваться в любой момент.
Оглядываюсь и робею.
Это Форт Нокс, не меньше.
Сам дом очень милый, территория красивая, но высота заборов и количество мужиков с оружием внушают трепет.
Я была права: их тут больше двух.
Нервно сглатываю и не могу заставить себя сдвинуться с места. В голове проносится некрологи. И ведь сама приехала…
— Идём уже, недобаба — ворчит Коля, вызывая смешки остальной вооруженной братии.
Я подхожу к Ящеру. На его груди на белом фоне по-прежнему цветёт чёрно-красный абстракционизм моего производства. Гордеев, указывая на меня, обращается к своим… э, работникам, наверное:
— Недобаба — гость, недобаба — не работница.
Мужики кивают, что поняли, что я здесь не для их развлечения.
Я краснею от смущения.
А еще меня неожиданно задевает эта «недобаба» именно в его устах. В клубе он смотрел на меня, как на полноценную женщину.
Если я для него «недобаба», то я не знаю, что предложить ему за помощь, которая мне необходима, потому что завтра я опять останусь один на один со своими проблемами.
— Там можно умыться и привести себя в порядок, — показывает мне один из парней, зашедший с нами в дом.
Я вспыхиваю. Выгляжу, как замарашка. Это очевидно.
Беспомощно я смотрю на пачку пельменей в моих руках. Ящер закатывает глаза и идёт на кухню, которую видно благодаря открытой планировке. Тут вообще с углами и стенами суровой напряг. Это, видимо, чтобы враг не спрятался, решаю я.
Парнишка со смешком аккуратно вытягивает из моих замерзших мокрых пальцев пакет с месивом из теста и мяса, и я ныряю в уборную, чтобы не становиться еще большим посмешищем.
Кое-как очищаю пальто, благо дождя не было, просто пыль удалить. Осторожно умываю ноющее лицо от разводов туши. Ну все. Теперь выгляжу не как грязный хомячок, а как чистый кролик-альбинос.
Когда выползаю обратно, все тот же парнишка указывает мне на вешалку и машет в сторону кухни.
А на кухне Ящер. Он смотрит в окно с мрачной миной, о чём-то размышляя под стакан с вискарем. Услышав мои шаги, Гордеев поворачивается ко мне и от души матерится.
— Тебе восемнадцать-то есть?
Да, освещение тут получше, чем в клубе или салоне автомобиля.
— Двадцать три, — шмыгаю нареванным носом.
— Врешь! — не верит он, разглядывая моё лицо.
— Нет, у меня же ваш друг проверял паспорт.
Гордеев стискивает зубы.
— Чувствую себя педофилом…
То есть, он всё-таки рассматривает вариант с отработкой натурой…
— Жрать будешь? — киваю. — Тогда готовь. Продукты в холодильнике.
Логично. Никто меня обслуживать не нанимался.
— А что можно брать?
Он смотрит на меня, как на слабоумную.
— Еду. В холодильнике. Любую. Ее туда для этого и положили.
Прозвучало, как будто я из неблагополучной семьи, но я же из вежливости спросила…
Понаблюдав за тем, как я достаю продукты, Гордеев выходит из кухни, и мне становится легче дышать.
Щека продолжает ныть, и я решаю, что мне по силам будут лишь омлет и салат.
Ну и заодно решаю сразу на завтрак приготовить биточки. Раз тут мне в еде не отказывают. Утром за пятнадцать минут зажарю.
На шкворчание является Ящер. Он сверлит меня глазами, я на нервах чуть не порезалась.
— И это жарь, — он тычет пальцем в колобки, понаблюдав, как я кромсаю шампиньоны.