Приехав в Ленинград, Копылов направился в общежитие ЛИИЖТа. Теперь он следовал продуманному в дальней дороге плану. Прежде всего — осмотр опечатанных вещей Игоря Ипатова, которые он так и не удосужился просмотреть раньше. И вот в руках майора десятки девичьих писем.
«Дорогой мой Игорек, — читал Копылов слова чужой исповеди. — Если бы ты знал, как я тебя люблю…», «…боже мой, как мне тяжело бороться одной…», «…отец опять ругался, что я не нужна тебе, что ты меня обязательно бросишь…», «…он не человек, а зверь, бабушку и ту ударил…», «…лучше вообще не иметь отца, чем такого…»
«Черт побери, почему мне раньше не пришло в голову произвести осмотр вещей? — мысленно клял себя Копылов. — Не было бы этих поездок на край света. Вот она, зацепка к разгадке!» — Копылов не мог унять дрожь в руках, державших письма.
После окончания занятий Галина была приглашена в ближайший отдел милиции. Стоило Копылову упомянуть, что он побывал в Байрам-Али, как Галина залилась слезами. Дав ей успокоиться, Копылов стал тактично выспрашивать некоторые детали. Не дававшая ему эти два дня покоя догадка подтвердилась.
…Повзрослев, Галина старалась забыть ту страшную страницу своей жизни. Но отец продолжал ее преследовать. Его бесило, когда он видел дочь с Игорем Ипатовым. Он слышать не хотел об их браке. Узнал ли об этом Игорь? Да, она как-то призналась ему во всем. Игорь не отказался от своего слова, но хотел поговорить с отцом, а однажды пообещал разоблачить его. Она умоляла Игоря не делать этого, боялась мести отца.
— Где же Игорь? — в упор спросил Копылов.
— Не знаю, ничего не знаю, — твердила девушка, кусая мокрый от слез платок.
16 мая 1967 года, спустя 9 месяцев после прекращения дела, следствие было возобновлено.
Расследование дела было поручено старшему следователю областной прокуратуры Г. Д. Балдину. Оперативная группа, возглавляемая начальником УРа Куличковым, срочно выехала в Великие Луки.
Очередной допрос Гультяева. Он держится так же степенно и уверенно. Что, следствию стало известно, что он был против дружбы дочери и Ипатова? Правильно, раньше он об этом не хотел говорить, а сейчас скажет. Да ведь эта любовь настолько вскружила дочери голову, что она совсем забросила учебу. Какой отец не возмутится? Вот он и ругал ее: вначале институт закончи, а потом женихайся. Да, он поместил дочь в больницу в Байрам-Али, навещал ее, чтобы утешить: над ней надругались какие-то хулиганы. Где Игорь? Да вам же, товарищи следователи, известно, какой он был задиристый. Его не раз били в драках. Сам рассказывал как-то, что его давно преследует один местный тип за какие-то старые дела, вот, может быть, и нарвался в тот приезд в Великие Луки…
— Обыск в доме и арест Гультяева? — переспросил прокурор прибывших к нему Куличкова и Копылова. — Где гарантия, что вы на верном пути? А если произойдет осечка? С меня первого спросят за необоснованный арест.
— Мы располагаем данными: Гультяев продает дом и уезжает. Вещи уже распродал. Неспроста это: почувствовал для себя угрозу и удирает, — горячо убеждал Копылов.
— Это меняет дело, — решился прокурор.
В тот же день оперативная группа нагрянула в дом Гультяева.
— Я в жизни так тщательно не искал, — вспоминает Копылов. — Мы буквально все перевернули в доме. Искали и на подворье. Сразу за домом — болотина. Вооружившись баграми, облазили все болото. Тщетно: ни одного предмета, наводящего на след. Полезли в подвал, перекопали там землю метра на полтора. И всю выкопанную яму пропустили через пальцы. — (В розыскном деле сохранилась фотография, сделанная экспертом-криминалистом: Копылов в подвале на карточках пересыпает из руки в руку землю). — И вот в руках — не то камушек, не то какая-то косточка. Осторожно очистили от земли. Точно — кость! Быстро — на судмедэкспертизу.
Заключение эксперта: «Предъявленный предмет является фрагментом кости человека, возраст равен 18–25 годам». Гультяев был тут же арестован.
— Я сам все расскажу, только обязательно отметьте, что делаю я это добровольно, — сразу же заявил Гультяев, когда его доставили в прокуратуру.
Из приговора суда:
«…Боясь разоблачения своих прошлых преступных действий, Гультяев умышленно убил Ипатова и, заметая следы убийства, учинил жестокое глумление над трупом».
Когда Гультяева в наручниках выводили из зала суда после оглашения приговора, он, увидев дочь, бросил на нее полный лютой ненависти взгляд.
«Да, у такого не дрогнула бы рука расправиться и с родным человеком», — подумал Копылов, наблюдавший эту сцену. Из толпы людей, покидавших судебный зал, к Копылову протиснулся высокий старик. Это был Егор Ипатович Ипатов. Сжав обеими руками ладонь Копылова, старик затрясся в сдавленном рыдании и тихо произнес: