— Что же ты делаешь, нехристь! Бабу-то за что?
Сунув в карман фуфайки часы и выставив перед собой ствол автомата, Борисов стал пробираться к выходу. У дверей столпились остальные бандиты, держа под прицелом автоматов и винтовок помещение. Дойдя до двери и повернувшись к людям, Борисов остервенело стукнул кулаком по лацкану фрака:
— Мы еще возвернемся к вам хозяевами. Тогда и поговорим.
По пути на базу Борисов долго и злобно матерился, на привале пнул ногой не угодившую чем-то жену.
— Егор, а может быть, медком нам побаловаться? — угодливо предложила Зинка. — Я заметила в саду Макарова в Запеклеве два улья.
— Пошли! — сразу согласился Борисов.
Не дойдя до калитки сада Макарова, бандиты повалили забор и, подойдя к ульям, сбили с них прикладами крышки. Никифоров притащил кадушку воды из-под водосточной трубы и облил тревожно загудевших пчел.
Бандиты стали выхватывать из ульев соты с медом, запихивать их в мешки. Никто из них не слышал, как приоткрылось окно в доме и черный ствол ружья закачался над подоконником. Ахнул выстрел, другой. Борисова сильно ударило в плечо, опрокинуло на спину. Бандиты упали за ульями и открыли по дому беспорядочный огонь. Александров подполз к стене хлева, примыкавшего к дому, сыпанул на крышу несколько пригорошней пороха, который он всегда носил в карманах, чтобы присыпать им свои следы, чиркнул спичкой. Блики огня заплясали в стеклах окон, из распахнувшейся двери в одной рубашке выскочила девочка-подросток. Александров выстрелил. У девочки подкосились ноги, и она покатилась с высокого крыльца. Тут же в дверях показалась полураздетая женщина. Александров выстрелил еще раз, и женщина ткнулась в порог. К горящему дому уже бежали люди, слышались тревожные крики.
— Уходим! — Никифоров опрометью ринулся к изгороди.
Выстрелив несколько раз в набегавшую толпу сельчан, следом побежал и Александров…
Последним притащился в землянку Борисов. Злобно оглядев сразу притихших при его появлении бандитов, он зашипел:
— Бросили, падлы, раненого, свою шкуру спасали… А ты, стерва, — кинулся он на Нинку, — еще женой числишься, змея подколодная!
— Егорушка, я ж не видала, когда тебя ранило, думала, что ты побежал со всеми, — боязливо оправдывалась Нинка.
— Не видела… Жена должна все время при муже быть, все видеть. Помоги раздеться и перевяжи рану, — повелел он.
Рана от заряда картечи, угодившей в предплечье, была довольно глубокой и обильно кровоточила.
— Налей-ка стакан, может, болеть не так будет, — приказал Борисов жене, когда та закончила перевязку.
Нинка принесла с улицы большую бутыль мутного самогона, налила в стакан.
— Налей и остальным, — распорядился Борисов. От выпитого самогона и большой потери крови он быстро захмелел.
— Вернется еще наше времечко, — начал он излюбленную тему. — Вот в газетах пишут: мировая обстановка накаляется, может, теперь Англия иль ишо кто войну России навяжет. Так что выждать надобно, братцы мои лесные.
— Брось трепаться, Егор. — Зинка, босая, уже хмельная, вплотную подошла к Борисову. — Не будет того времечка, о котором ты мечтаешь… Гоняют нас и бьют, как зверей лесных. Чей черед завтра, а, Егор? А я жить еще хочу, ребеночка иметь хочу… — Зинка отошла от Борисова, села на нары, уткнулась своим некрасивым лицом в грязные ладони, запричитала: — Уйду я от вас, псов вонючих! Много мне не дадут, отсижу свое и уеду куда глаза глядят. А вас всех, — она подняла голову и оглядела сидевших мутными от слез и выпитого глазами, — все равно к стенке поставят, — и снова уронила лицо в ладони.
Александров медленно поднялся с нар, подошел к Зинке и долго стоял возле нее, уставившись ей в затылок. Потом резко выдернул из кармана брюк парабеллум и два раза выстрелил Зинке в спину. Все, кроме Борисова, повскакивали с мест, дико закричала Нинка.
— Ты что, своих уже? — захрипел Павлов, хватаясь за автомат.
— Оставь его, — спокойно произнес Борисов, повернувшись к Павлову. — Правильно он сделал: все равно она продала бы нас, стерва. Вынесите ее вон, — кивнул он на распростертую на земляном полу Зинку и отвернулся к стене.