— За встречу. — Никифоров запрокинул голову и стал пить, на открытой смуглой шее заходил кадык. Помедлив, Бекренев тоже отпил полкружки, потянулся за хлебом.
— Ну что, начальник, — жуя краюху, начал Никифоров, — небось мы тебе всю плешь проели, а? — Он засмеялся и озорно подмигнул. Не дождавшись ответа, продолжал: — Так вот, докладываю: трое со мной вместе ушли от Борисова, ну их к… — Никифоров выругался, снова налил себе в кружку, долил Бекреневу.
— На «вышку» напрашиваются, — выпив, продолжал Никифоров, — а мне это ни к чему…
— Ну и что же решил для себя? — спросил Бекренев.
— А порешил я уйти отсюда, — ответил Никифоров и уставился выжидательно на капитана. Тот молчал, и Никифоров быстро заговорил:
— Передай мне три паспорта, я сам запишу в них кого надо, и по рукам: тебе ж хлопот станет меньше.
«Вон куда гнет: значит, отбегался, исчезнуть задумал», — отметил про себя Бекренев.
— Ну так что, начальник? — Никифоров заметно захмелел, его большие глазищи заблестели еще больше.
— Брось валять дурака, Иван. — Хмель ударил и Бекреневу в голову. — Ты ж позвал меня сюда на беседу. Так вот слушай, что я тебе скажу: ты и кто там с тобой — сдавайтесь на милость правосудия. Только так.
Никифоров скривил рот в ухмылке:
— Ну а если не сдадимся, что тогда?
— А тогда… Ты же и сам понимаешь, чем все это для вас кончится…
— Когда это еще кончится… — У Никифорова начал заплетаться язык. Подтянувшись на локте вплотную к Бекреневу, он жарко задышал ему в лицо: — Тогда хоть один паспорт сделай, на меня одного. Сгину из этих краев — не услышишь, не увидишь больше…
— Паспорт оформить не могу. — Бекренев старался говорить спокойно, дружески-назидательно. — Послушайся хоть раз в жизни доброго совета, Иван: выходи с повинной. Все равно ж, рано или поздно, твоя песня оборвется.
От взгляда Бекренева не ускользнуло, как Никифоров, перетягиваясь на руках на прежнее место, уселся поближе к «шмайсеру» — теперь в полруки тот от него. И еще уловил в этот миг Бекренев неясный шум, перемещающийся по кустам вдоль прогалины. Так и есть — засада!
— Ладно… значит, не договорились, — угрожающе произнес Никифоров и придвинул «шмайсер» к бедру. — Только как бы твоим мильтонам теперь уж без тебя не пришлось воевать…
Как ни готовил себя Бекренев к самому худшему, но от этой недвусмысленной угрозы он невольно вздрогнул. «Вот они, эти решающие секунды. — Мозг Бекренева лихорадочно работал. — Опередить, убить немедля!»
Стараясь не выдать своего волнения, Бекренев кивнул на сидящую в стороне Ольгу:
— Скажи ей, чтоб отвернулась: по нужде бы надо. И сказать тебе еще кое-что нужно…
— Ольга! Отвернись-ка! А то начальник от страха еще в штаны напустит, — зашелся в пьяном смехе Никифоров.
Бекренев медленно встал, отошел на два шага за спину Никифорова, отвернувшись, согнулся, нащупал холодную рукоятку браунинга, осторожно потянул его из-под ремешка и, резко крутанувшись на каблуках, навскидку выстрелил раз за разом в затылок бандита. Никифоров ткнулся лицом в землю, засучив ногами. Дико закричала Ольга. Пригнувшись, выставив вперед голову, Бекренев ринулся к ней, одним ударом кулака повалил на землю, подхватил автомат и, так и не увидев кобуру с пистолетом, упал на мох, обдирая грудь и руки о корни и сучья. В ту же секунду, а может быть мгновением раньше, с противоположной стороны прогалины, там, где остался лежать Никифоров, застегали выстрелы, срезанные пулями ветки посыпались на голову и спину Бекренева. «Только бы успеть оторваться!» — торопил себя капитан, продираясь сквозь заросли к тропинке, по которой час назад его привели сюда.
Выстрелы позади еще продолжали разрывать застоявшуюся лесную тишину, когда Бекренев вдруг услышал впереди себя короткие автоматные очереди, лай собаки.
«Свои!» — обожгла радостная мысль, и Бекренев повернул на выстрелы. И вскоре он увидел торопившихся ему навстречу Черняева и старшину Сковороду с овчаркой Джеком.
— Жив? — обрадованно заулыбался, подбегая, Черняев. — Как зашел ты с девкой в лес, так мы вас и потеряли, рыскаем вокруг, с ног сбились. Хоть бы сигнал какой подал…
— По-петушиному пропеть, что ли? — нарочито грубовато бросил Бекренев, который еще не пришел в себя от только что пережитого, но уже каждой своей клеточкой ликуя от мысли, что все обошлось и он живым выскочил из этакой-то передряги.