— Везет тебе, Славик, бесценная вещица. Сколько просят за икону?
— Три куск… ой, простите, три тысячи запросили.
— Ну что ж, вещь того стоит, — задумчиво протянул Зуев.
— Генрих Осипович, не посмотрите ли у Ларисы Петровны вещицы? — пряча иконку в «дипломат», попросил Славик.
— Рад буду услужить. Конечно, в пределах моих скромных познаний. — Зуев уставился на Ларису темными кругами очков.
Лариса стала торопливо открывать замок сумки.
— Только не здесь, — с легкой укоризной в голосе остановил Ларису Зуев. — Тут же постоянно ходят люди, сами понимаете: нездоровое любопытство и тому подобное. Давайте поступим так… — Секунду-две Зуев раздумывал. — Вы, уважаемая Лариса Петровна, побудьте минут десяток здесь, а мы со Славиком зайдем в мой кабинет и осмотрим ваши вещи и, кстати, покажем их моему коллеге, тоже опытному антиквару. И тогда уж не обессудьте: приговор наш будет окончательным и не подлежащим обжалованию, — заразительно рассмеялся своей шутке Зуев и добавил: — А может быть, вы боитесь, что мы удерем с вашими вещами, ну, скажем, на парашюте с третьего этажа, а?
— Ну что вы, что вы… — засмущалась Лариса. — Ради бога, пожалуйста.
Забрав у нее сумку, Зуев и Славик ушли за поворот коридора.
«Какие хорошие люди! — подумала Лариса. — И какие авторитетные: кто-то ведь доверил Славику вещь за три тысячи рублей». Зуев ей понравился особенно, хотя из-за темных очков она так и не смогла рассмотреть его лица. «И, боже мой, сколько, оказывается, у нас в Пскове знатоков антиквариата, а я и не знала…»
Мимо Ларисы по коридору сновали какие-то занятые люди с бумагами в руках, из-за дверей кабинетов доносилась дробь пишущих машинок.
«И такие крупные специалисты — знатоки старины, работают здесь рядовыми служащими, — продолжала размышлять Лариса. — Интересно, сколько же предложит мне Славик? Уж если за такую махонькую иконку — три тысячи, то меньше чем за пять тысяч я свою икону не отдам. А за часы, вазу?» Лариса взглянула на наручные часы. Прошло уже десять минут. «Видимо, спорят о достоинствах и ценности вещей», — решила она. «Почему же они так долго?» — спустя еще десять минут подумала Лариса. Смутное чувство тревоги стало заползать ей в душу. «Нет-нет! — гнала она вкравшееся подозрение. — Быть того не может: такие представительные дядечки. И к тому же они — в кабинете. Зуев вышел в одном костюме. „С парашютом, что ли, с третьего этажа?“ — вспоминала она шутку Зуева. Да вот же и „дипломат“ свой с деньгами и иконой Славик оставил на мое попечение. — Лариса обернулась и увидела… пустой подоконник! „Когда же успел забрать, почему я не видела?“» — чуть не закричала Лариса, и ноги сами понесли ее в конец коридора. За поворотом начинался другой, маленький коридор, никаких кабинетов здесь не было и в помине, коридор обрывался лестничной площадкой. Еще не осознав весь ужас случившегося, Лариса стремглав сбежала по этой лестнице вниз и очутилась у главного входа, через который полчаса назад она вошла со Славиком.
— Здесь не проходили сейчас двое… с хозяйственной сумкой и «дипломатом»? — заплетающимся языком спросила Лариса у старика вахтера, читавшего газету.
— Многие здесь ходят, может, и дипломаты какие проходили, шут их знает, — недослушав, ответил вахтер и снова уткнулся в газету.
Лариса стремительно кинулась назад, стала наугад проверять кабинеты учреждения. Нет, никто не знал Зуева, не видели и двоих мужчин, описываемых Ларисой. Громко рыдая, Лариса выбежала вон из здания.
Окончился обеденный перерыв, и сотрудники Псковского городского отдела внутренних дел группами и в одиночку растекались по своим кабинетам. Еще в коридоре инспектор уголовного розыска капитан Васильев услышал, как зазвонил его телефон.
— Виктор Петрович, — сняв трубку, услышал Васильев голос своего начальника майора Маслова, — зайди-ка сразу ко мне.
Не снимая пальто, Васильев направился по вызову. За девять лет работы в УГРО он научился даже по телефонным вызовам начальства улавливать степень срочности дела: обычной, средней и повышенной срочности, несрочных дел в их «конторе» вообще быть не могло. Хотя и на этот раз голос майора прозвучал по-обычному спокойно (инспектора попервости даже раздражало это спокойствие Маслова: тут им «мокруху» темную подкинули, а начальник, не поднимая головы, знай себе потихоньку катает-перекатывает словечки), Васильев уловил-таки в нем нотку нетерпеливого беспокойства.