Но, вопрос был не в его почтении к артефакту, а в том, что его ладони стремительно чернели, буквально на глазах превращаясь во что-то очень похожее на древесный уголь. И я была уверена, что это не есть норма, то есть, у этого Вместилища защита и от подчиненных, от Вишалов. Правда, в отличии от Айбера, его раб никак не выказал, что ему больно.
А еще я успела заметить улыбку оскал на морде Вишала, и мне очень она не понравилась. Было в ней что-то...
Я очень хотела истошно заорать, сбежать, но вместо этого подняла руку, против воли. Айбер поднял грязный рукав, а Вишал надел браслет.
Секунда... другая... еще... и еще...
Но, «отказа» не было. Я медленно открыла один глаз, и увидела, как искалеченные пальцы на руке стремительно заживают. Порезы и ожоги буквально на глазах затягивались и растворялись на здоровой коже.
Браслет дрогнул - и сжался на руке, уменьшившись в размере так, что теперь его можно снять, только если перед этим отделить руку от остального организма.
- Вот, кажется, мы и нашли твоего Духа, - как сквозь вату пробился довольный голос Айбера.
И тут же браслет быстро раскололся, обжигая, до ожога, до кости. Я попыталась закричать, мне показалось, что кисть сунули в кипящий чайник. Я попыталась дернуться, выгнуться, но в итоге просто орала внутри себя, пока не накрыла долгожданная тьма... Надеюсь, что окончательная!
Глава 6. Лабиринты мыслей (04.07)
Глава 6
Лабиринты мыслей
Величайший позор для самурая -
умереть быстро и просто,
не принеся блага господину.
(Кодекс Бусидо)
Мат
Жизнь - это Ад. И Ад - это Жизнь. Какой же вариант слаще, если подумать?
Как много уже сказано и написано про Ад. Даже удивительно, что Дома никто из моих предков не додумался до подобной веры, но стоило оказаться на Земле, как я оценил весь масштаб и поистине гениальную идею Падших. Именно здесь, на Земле, именно они - слабые маленькие людишки, додумались до Ада. Именно они слагали легенды и мифы о нем, об этом безграничном пространстве, где невозможно спрятаться от бдительных стражей. Невозможно сбежать из Ада, невозможно не сгореть в его огне. И гореть будешь вечность... за грехи в жалкие несколько десятков лет. Поистине, гениальная вера, и какая основа всепоглощающего страха! Блеск!
Я до сих пор в восхищении. И знали бы Ключи, насколько их мифы воплотились, и стали правдивы в моем мире! Хотя, о чем это я? У меня больше нет Дома и, наверное, его никогда и не было в «человеческом» смысле этого слова. Я лишь страж, который не смог исполнить долг, не смог и отомстить, да ничего не смог...
И теперь проживаю не вечность в Аду, а уже, должно быть, сотни и тысячи вечностей, ибо мои Оковы не знают, что такое время. И нет шанса на спасение или хотя бы на роздых. Хотя бы на шанс... Все, даже в мелочах, как в легендах про Ад.
Жаль только, что людские мифы и песни умалчивают о том, что же происходит, когда Ад приедается? Должно быть, их сознание просто не способно вообразить подобное явление.
Мне же уже известно, что идет за чертой, когда Ад перестает быть Адом. Он превращается в целый мир. А мир - в Жизнь. А жизнь, какой бы она не была, и в каком бы мире она не крепла - это Охота. Мой Ад стал моими угодьями... где я научился не выживать, а стал хищником.
Я бы рассмеялся, если бы хоть кому-то из Падших удалось узнать о том, что их задумка стала моей личной игрушкой и моей землей. Действительно жаль, что все они мертвы, даже ненавидеть уже некого. Но, в Аду есть только призраки прошлого, очень много призраков, и я один из них. Даже посмеяться могу, только если себе в лицо.
Все философские мысли временно выдуло из моей головы, когда чуткие ноздри уловили флер паера. Люди называют это «запахом». Но в мире энергий нет настоящих ароматов, только следы чуждой энергии. Миллионы пятен и нитей, где я, наконец, уловил сладкий привкус моего врага.
Нетерпение зверя заставило взрыхлить землю всеми шестью лапами, а хвост едва не ударил по чуть влажной черной земле. С трудом удержал нетерпение, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание прочих охотников леса. К слову их было достаточно, чтобы я предпочел сдержаться.
Прыжок через кустарник, и по следу паера. Теперь его вонь невозможно упустить. Четыре глаза зорко отслеживали любые изменения вокруг, как и два языка. Для меня Охота стала уже привычной игрой, как бы я ее себе не усложнял, и как бы не изгалялись мои Оковы, но жажда зверя, его инстинкты и позывы всегда превращали Охоту во что-то свежее и сладкое, почти упоительное. Поэтому-то я так любил именно эту форму.
Я почти не мешал своему телу, а часть сознания снова ушла в бесконечный лабиринт пространных рассуждений.