Ну а где-то, с историей времени слит, но давно не служа обстоятельством места, проживает повсюду — от Иста до Веста — незлобивый насмешливый космополит. Да, с каких-то позиций ему повезло: он возможность имел выбирать — вот и выбрал, чтобы просто дышать, никому не назло, и себя выражать в гибких рамках верлибра. Без восторженной нежности к тем и другим, не храня в себе ненависть к тем или этим — он живёт не в стране, он живёт на планете, где давно упразднён государственный гимн, где пронырливый страх не вселяется в сны: сны, в которых бои, старики и калеки; на планете, где нормы всё так же важны, но границы прозрачны, как горные реки. В остальном он как все: есть друзья и родня, есть успехи, ошибки, метанья и муки, и мятежный безжалостный ветер разлуки, и улыбчивый гомон весеннего дня. Но вдогонку ему шепоток, шепоток: мол, без Родины он — из разряда уродин…
Подведёт ему совесть последний итог. От неё лишь одной он всегда несвободен.
Тапёр
Приоткрывая радостные дали,
исполненные солнечного света,
слабай мне «Деми Мурку» на рояле,
седой тапёр из бруклинского гетто.
Давай с тобою по одной пропустим —
мы всё же не девицы перед балом…
А джазовой собачьеглазой грусти
не нужно мне. Её и так навалом.
Давай друг другу скажем: «Не печалься!
Мы и такие симпатичны дамам…».
Пусть из тебя не выйдет Рэя Чарльза,
а я уже не стану Мандельштамом.
Несётся жизнь галопом по европам
в препонах, узелках да заморочках…
Ты рассовал печали по синкопам,
я скрыл свои в русскоязычных строчках.
Мы просто улыбнёмся чуть устало,
и пусть на миг уйдут тоска и страхи,
когда соприкоснутся два бокала
над чёрной гладью старенькой «Ямахи».
Крым
Как здорово звучит: Тмутаракань; но след давно простыл Тмутаракани… В лубочную малиновую рань меня не затащить и на аркане. Мне больше это всё не по плечу — одноколейки да нескорый поезд… Но я и в мегаполис не хочу. Глаза бы не видали мегаполис. В деревне буду слишком на виду; везде — от Сахалина и до Бреста… Моей душе не близок Катманду: в его названье слышу непотребство. Жить в Польше? — но меня не любит лях, арабов до хрена в Александрии. На кампучийских рисовых полях всё дуже гарно, кроме малярии. Во Франции — заносчивый халдей, в Израиле кругом одни евреи. А в Эритрее кушают людей, я лучше обойдусь без Эритреи. В Гренландии — неприхотливый быт, на Кубе слово молвить запретили… В Бангкоке наводнения и СПИД, на Амазонке — перебор рептилий. Фекалии легли на вечный Рим; южней его — сплошная «Коза Ностра»… Поэтому мне ближе остров Крым (хоть он, по мненью многих, полуостров).