И становился значимым и вечным.
Дозор
тебя послали стоять в дозоре сказали жди
а сами взяли свернули лагерь убрались вон
а ты стоишь отморозил пальцы да хрип в груди
и жизнь уходит как сон с ванессою паради
и только небо пустое небо а в нём грифон
оркестры стихли давно молчат мориа и ласт
и музам вновь приказал заткнуться гражданский долг
морозный воздух кипящий разум хрустящий наст
а ты отброшен поскольку время бросать балласт
и самый близкий тебе товарищ тамбовский волк
металл с которым ты делишь долю к плечу примёрз
ты лишь пылинка ты чёрный росчерк среди нигде
приказ стоять это твой единственный тур де форс
и нет на свете ни чашки чая ни группы doors
земляне взяли да улетели к другой звезде
и слишком поздно чтоб можно было себя спасти
но словно в сказке попали в сердце кусочки льда
зачем молиться коль ты у господа не в чести
и что забавно ты мог бы плюнув на все уйти
когда сумел бы понять зачем и понять куда
Mаленький Принц. Альтернативный P.S
Не правда ли, ты многое обрёл —
силён, как барс, и зорок, как орёл,
прямое воплощенье сэлф-мэйд-мэна.
Ты молодец, ты вырос выше крыш…
Сейчас уже и не определишь,
когда произошла твоя подмена.
Отрадны цвет лица и аппетит.
Но в небо голубое не взлетит,
набрав немалый вес, твоя Жар-Птица.
Ты больше не шагаешь за края.
Ты взял да сделал смыслом бытия
то, без чего так просто обходиться.
Устали от боёв твой меч и щит.
А сердце просто колет — но молчит,
и вечер всё темней, и тени гуще,
и звёзды безразлично смотрят вниз…
Ну где же он, печальный мудрый Лис,
умеющий ответы дать живущим?
Неужто всё, что остаётся впредь —
играть, сорить деньгами и стареть,
над устрицами челюстями клацать?!
Но ты забыл, ты намертво забыл
того, кому ты очень нужен был
там, на планете Б-612.
Промежутки
Серой пылью, травой и прахом
обязательно станет каждый.
Всё исчислено.
А пока что
остаются да Винчи с Бахом,
Модильяни, Рембо, Прокофьев,
Боттичелли, Толстой, Стравинский,
осторожная терпкость кофе
и сугревный глоточек виски.
Остаются БГ и Заппа,
уморительный взгляд коалы,
и хрустальной росы кристаллы,
и пьянящий сосновый запах,
остаются слова и споры,
и грибные дожди, и ветер,
и один человек,
который
сто́ит всех остальных на свете.
Промежутки всегда набиты
мелочами
и чем-то важным
до момента, когда однажды
ты с последней сойдёшь орбиты
под прощальный аккорд заката,
отыгравший все ноты в гамме…
Чтоб вернуться назад
когда-то
серой пылью,
травой,
дождями.
Чужие
Когда отравит душу горький яд, бездушный, словно суп из концентратов — уехать в глушь, куда глаза глядят: в какой-нибудь Саранск или Саратов. Сбежав от ощущения беды, привычного во всех знакомых лицах, в гостинице, в которой нет воды горячей, ненадолго поселиться; подольше спать, не соблюдать режим, пожить хотя б чуть-чуть идеей вздорной… А вечером неброским и чужим гонять чаи с безликой коридорной; забыв дела, привычки, времена, сойти в конце концов с опасной кромки, а утром из сквознячного окна следить за танцем спятившей позёмки; не слушать то, что «ящик» говорит и спрятать от себя дурные думы, а днём бродить какой-то местной стрит, безлюдной, как пустыня Каракумы; от холода вжимаясь в воротник, в карманах прятать зябкие ладони… Лишь только б ни неслись по кругу кони, и узнаванья не иссяк родник.