Тихо умерли поступки.
Им взамен пришли слова.
Пьющий
Когда тоска любой охоты пуще,
когда гаданье на кофейной гуще
угрюмо и до мелочи знакомо —
из этой смеси возникает Пьющий.
Не то чтоб сильно сапиенс, но хомо.
Страшней он Чингис-Ханов и Неронов,
сильней магнатов и наркобаронов,
хотя довольно неприметен с виду.
Процесс уничтожения нейронов
вполне сродни любому геноциду.
И мне, когда не думалось, не пелось,
неоднократно тоже так хотелось —
по пояс в землю вбить свои печали…
И я не знаю, слабость или смелость —
дорога в очарованные дали.
Когда чужды, как морг, свои пенаты,
не до романа нам, не до сонаты,
да из-под ног уходит жизни лента,
мир заполняют три координаты —
абсцисса, ордината, абстинента.
Эне бене раба
Враг к чертям собачьим сослан; путь понятен, прост и светел. Не допустят профсоюзы ни цунами, ни пожара… Хорошо живётся взрослым; хорошо живётся детям. Урожайность кукурузы — двести центнеров с гектара.
Что хотели, то имеем; наливай полнее чашки! Здесь раздольно жить поэтам; карнавалы и петарды… Пересвет над Челубеем одержал победу в шашки, Челубей над Пересветом одержал победу в нарды.
Кипарисы. Младший Плиний. Сей пейзаж — туристски глянцев. Пристань вылизана чисто, и на ней зимуют раки. Аракчеев к дисциплине приучает полк спартанцев. Тех давно уже не триста — размножаются, собаки!
Мы послушны, как бараны, мы слагаемся в когорты, распадаемся на расы, на соцветия в палитрах. Но еще бывают страны, где контактны виды спорта, и записан в пидарасы тот, кто выпьет меньше литра.
Всюду флаги гордо реют, всюду вина да закуски, всюду возгласы да тосты, слово правым и неправым… В отдалении евреи резво кроют женщин русских, и рождается потомство, незатейливое нравом.
Где-то воды льёт Замбези, там невырытые клады, племена сидят без пищи, от печали громко воя… В затрапезном Сан-Тропезе куртизанские отряды нефтяных магнатов ищут из района Уренгоя.
В магазине Военторга продавец с дефектом слуха на прохожих смотрит злобно, закипает, словно Этна. Над седой равниной морга гордо реет бляха-муха, чёрной молнии подобна, а точнее, конгруэнтна.
Где ты есть, главврач Маргулис? Ты в отлучке? Эка жалость! Значит, вновь сидеть в болотце и наверх глядеть несмело… Дом Облонских. Все рехнулись. Дом Облонских. Всё смешалось. Запрягайте, кони, хлопцев; хлопцы любят это дело.
Атос
Спокойный взор. Надменный нрав. На сердце — ржа окалины.
Добро пожаловаться, граф, на графские развалины.
Граф претерпел большой урон во всём, во что уверовал.
Но вслух орать: «Я разорён!» — совсем не делаферово.
А жизнь промчалась, вышла вон походкою упругою:
и стол, и Дом, и Периньон, и файф-о-клок с супругою.
Сидит с восьми и до восьми граф над Луарой синею…
Но не в притон же, чёрт возьми, с дворянскою гордынею!
Виват оконченным боям! Завяли традесканции.
Не так уж весело графьям в средневековой Франции.
Давно забытый ратный труд — ни в дебете, ни в кредите…
Есть в графском парке чёрный пруд. Черней нигде не встретите.
Нет, не один вы, де ла Фер — сословие. Соцветие.
Я тоже пьянь и маловер, пускай спустя столетия.
Удел наш — горе от ума. Мы — у судьбы на вертеле.
Вот только нет на всех Дюма.
И нет на всех бессмертия.