Многие сегодня говорят, что за последние двадцать лет Романцев кардинально изменился. Возможно, это и так. Но люди, которые осуждают и критикуют его, не понимают, какой это стресс — тренерская работа. Когда каждый твой шаг обсуждается миллионами. Когда любая ошибка смакуется недоброжелателями. Когда, наконец, ты тренируешь такую команду, как «Спартак».
Со стороны всегда легко рассуждать. А представьте себя в его шкуре и поживите так, как жил он. Уверен, тогда у вас будут совсем иные мысли и ощущения. Возможно, другой на его месте вообще бы не выдержал. Представьте: на протяжении 10 лет быть тренером «Спартака» и национальной сборной — сколько критики, сколько проблем, сколько переживаний. Говорили, что Романцев снимал накопившуюся моральную усталость алкоголем. Ну а как без этого? Известным людям жизнь и работа даются вдвойне тяжелее, потому что на них все время смотрят по-особенному, словно под микроскопом. Если тебя никто не знает, ты пройдешь мимо, на тебя и не взглянут. А если ты человек известный, долго будут глазеть вслед и шушукаться.
Романцев у каждого свой. У меня тоже. Специально делаю здесь акцент, потому что многие футболисты, читая эту книгу, возможно, со мной не согласятся. Они могли застать другого Романцева и думают: Мостовой не прав.
Но мне Олег Иванович запомнился человеком, который уважал игроков. Я почувствовал это уважение с первых же дней, хотя пришел в «Пресню» шестнадцатилетним пацаном. Казалось бы, кто я — простой парень непонятно откуда, и кто Романцев — совсем еще недавно капитан «Спартака», игрок сборной, Он мог меня не замечать. Мало ли таких пареньков? Сегодня один, завтра другой. Но Романцев никогда не относился ко мне пренебрежительно. Наоборот — всегда здоровался, подсказывал, помогал.
Да, в работе он был строгим. Но в жизни меня привлекали его открытость и веселость. Таким он был не только в «Пресне», но и в «Спартаке», команде совершенно иного уровня. Где бы мы ни находились — в столовой ли, где еще, — свободное время у нас всегда протекало в шутках, со смехом. Иным тренерам слова лишнего сказать не можешь — боишься. Тем более если люди не понимают шуток. Романцев же отличался великолепным чувством юмора.
Предположим, обед в Тарасовке. Стол, где сидела наша четверка, соседствовал с романцевским. А как обычно бывает в таких случаях? Игроки прибегают, как можно быстрее едят, чтобы не мозолить тренеру глаза, и мигом обратно. Мы же никуда не торопились и спокойно могли переброситься с Романцевым парой шуточек. Посмотришь, допустим, в столовой на тренерскую тарелку:
— О, Олег Иваныч, у вас, я смотрю, борьба с весом.
А он в ответ:
— Посмотри, что Шалимов ест.
Нет, дистанция, безусловно, существовала, но отношения все же были доверительными.
Я уже упоминал, что Романцев относился ко мне по-особенному. Изучив мой характер, он понял, что кричать на меня нельзя — это пойдет только во вред. Я с детства не любил, когда на меня повышали голос. Если это делали сверстники — сразу лез в драку. Если взрослые — обижался. Романцев запомнил эту особенность моего характера. Он был превосходным психологом и прекрасно понимал, что к каждому человеку нужен свой подход. На кого-то накричишь, и пойдет на пользу. А я, если мне говорили что-то в резкой форме, играл только хуже.
При этом я видел немало случаев, когда Романцев кричал на других футболистов, Валерку Карпина, когда он только пришел в «Спартак», Иваныч едва ли не на каждом разборе долбил — за то, что он неправильно открывался, бежал не туда, куда нужно. Зато потом Карп стал футболистом европейского уровня.
В отношении меня подобные вещи были исключением. Прекрасно помню один эпизод, произошедший во время мини-футбольного турнира в Германии, в которых мы участвовали каждый год. Я претендовал на то, чтобы стать лучшим бомбардиром, а Романцев решил меня заменить. Я воспротивился:
— Не пойду меняться, зачем?
И тут Романцев моментально вскипел. Крикнул он на меня так звучно, что я опешил. В первую секунду даже не понял, что произошло. Как это может быть — так орут, и на меня? Но до мозга крик дошел мигом — я моментально перепрыгнул через бортик и заменился.
Однако потом мы не разговаривали, наверное, дня два. И Романцев еще раз убедился, что на меня лучше лишний раз голос не повышать. Когда ждали автобус, который должен был увезти нас с матча обратно в гостиницу, я специально ушел подальше от всех. Романцев глянул — меня нет. Послал Жиляева на поиски. Тот подошел и говорит:
— Иди, Саш, у тебя Иваныч хочет что-то спросить.
— Нет, не пойду, я лучше тут постою.
Так и не пошел. Потом, когда приехал автобус, залез в него одним из последних. А к Романцеву подходить и не подумал. Разумеется, вскоре все сгладилось, У нас постоянно шли тренировки, игры — рабочий процесс не прекращался. Но маленькая зарубочка у Олега Ивановича наверняка осталась.
Конечно, в дальнейшей жизни случалось всякое. Но здесь надо разграничить: быт — это быт, а поле — это поле. Бывают игровые моменты, когда тренер злится из-за твоего неточного паса или загубленного момента. Это в порядке вещей. И совершенно другое дело, когда после игры ты приходишь в раздевалку и на тебя начинают спускать всех собак.
Если я и бывал в чем-то не согласен с Романцевым, то чаще всего это происходило именно в связи с заменами. Мне казалось: если меня меняют, значит, я плохо играл. Сейчас-то я понимаю, что это не всегда так. А тогда хоть и чувствовал, что играю вроде бы неплохо, но все равно в подсознании сидело, что при замене меня ущемляют. Я ничего не высказывал, но обижался. Потом, в Европе, я стал относиться к этому проще. Хотя порой все равно не соглашался с решением тренера, Я же понимал, когда игра у меня идет и все получается. В такие моменты меняться ну никак не хотелось.
Вспоминаю еще один любопытный случай. Произошел он еще в пресненские времена. Играли товарищеский матч. А соперник у нас был — слабее не придумаешь. Я поначалу даже не хотел ехать на эту встречу. Первый тайм — забиваем пять голов, а можем — в два раза больше. Я творю с соперниками что хочу. Обыгрываю одного за другим, нехотя прокидывая мяч между ног противников. И думаю: зачем надо было устраивать этот цирк? Перерыв. Подхожу к Романцеву:
— Олег Иванович, я на второй тайм не выйду.
— Что это значит, почему?
— А зачем мне выходить — они же играть не умеют! Романцев задумался. А потом улыбнулся и говорит:
— Ну ладно, не выходи тогда.
А сам матч закончился совсем с неприличным счетом.
Все-таки Романцев умел разбираться в ситуациях. Представляете: семнадцатилетний парень — и вдруг говорит тренеру, что он не выйдет на второй тайм. Но Олег Иванович и сам понимал, что моя помощь особенно не нужна. Поэтому и отреагировал на мои слова улыбкой.
Отец, Владимир Яковлевич:
— Я Романцева и раньше знал. Когда в 1973 году я делал операцию на мениске в первом физкультурном диспансере, Олег лежал в одной палате со мной — у него были проблемы с желудком. Мы знали друг друга в лицо. А потом я приехал на «Красную Пресню», он меня вспомнил. И сказал: «Здорово твой парень к нам вписался».
…Когда Романцев что-то высказывал игрокам, он никогда не делал это в грубой форме. Строго — да. Но, не унижая достоинство футболистов. Ту же особенность я позже заметил и у Бескова. Константин Иванович тоже спокойно ко всем относился, но иногда мог поговорить очень серьезно. И Бесков, и Романцев выражали свои эмоции так, чтобы не унизить игрока. Главное — чтобы футболист усвоил сказанное. Это отличало их от других тренеров. Получалось: вроде бы и «напихал» тебе тренер, но при этом обиды на него нет. Я опять-таки не беру в расчет те годы, про которые говорят, что Романцев изменился. Я вспоминаю свои времена.
Отмечу, что Романцев очень не любил подхалимства. Есть такие люди, которые хотят подлизаться и тут и там, а сами — себе на уме. В футболе я видел немало подобных примеров, в том числе когда играл за границей. Я же никогда и никому не старался понравиться. Всегда считал: главное — хорошо делать свою работу. А я — такой, какой я есть, и меня должны воспринимать именно так. Думаю, что Романцев уважал во мне эту черту и понимал как никто другой.