Солнце снаружи палит нещадно, накаляя воздух до состояния печного жара, но от увиденного меня пробирает озноб. Обхватив себя руками, я малодушно радуюсь тому, что не нужно идти самой. Двое мужчин несут меня в паланкине, как какую-то восточную принцессу. К слову, мой новый наряд вполне соответствует этому образу: ярко красные шаровары, расшитый бисером лиф, на руках широкие золотые браслеты и перстни с драгоценными камнями, а в ушах тяжёлые серьги.
Признаюсь, я в жизни не видела столько золота, сколько было надето на мне в тот день. По крайней мере до тех пор, пока не спустилась в храмовое подземелье.
Пока я глазею по сторонам, поражаясь великолепию внутренней отделки храма, мои носильщики достигают цели. Они очень бережно опускают паланкин на мозаичный пол, а меня подхватывают на руки и водружают на пьедестал, как статую.
Озираясь по сторонам, попутно стараюсь устроиться поудобнее. Камень, на который меня переместили, расположен в центре огромного зала и выглядит очень подозрительно, учитывая то обстоятельство, что мы находимся в храме, причём не совсем обычном. Тут нет ни храмовников, ни мелких служек, но я готова поклясться, что Змеиный бог его не оставил. Он неотрывно наблюдает за всем, что здесь происходит, и скорее всего ожидает момента, когда сможет получить свою жертву.
И словно вторя моим мыслям, под звуки тягучей мелодии в воздухе разливается сладкий цветочный аромат. Одуряющая смесь из звуков и запахов притупляет сознание, заставляя расслабиться и смириться с происходящим. Краем глаза я замечаю, что мои носильщики, согнувшись в три погибели, спиной пятятся к выходу, да там и замирают в весьма неудобной позе.
Помнится, я даже успеваю их пожалеть, ведь спина после такого издевательства непременно напомнит о себе острой болью.
Старуха напротив придвигается ко мне ещё ближе и начинает кружить вокруг камня, как ненормальная. Её многочисленные юбки то взмывают вверх, образуя идеальный круг, то опадают вниз, обвиваясь вокруг ног престарелой танцовщицы, чтобы на следующем развороте вновь полыхнуть ярким многоцветием красок.
Седые косы старухи извиваются, подобно змеям. Её глаза полыхают безумным блеском. Напомаженные алой помадой губы смотрятся несуразно на жёлто-сером морщинистом лице, как и подведённые сажей брови и наклеенные ресницы. А когда эти губы вдруг начинают шевелиться, издавая нечленораздельные звуки, я едва удерживаюсь от того, чтобы не упасть с камня, на котором стою, ведь кукла не может говорить. Старуха в этот момент и впрямь напоминает ярмарочную марионетку, не хватает лишь кукловода и тянущихся к нему нитей. В остальном, сходство является настолько полным, что я невольно поднимаю глаза кверху, ожидая увидеть там главного организатора этого представления.
Но лучше бы я этого не делала.
Крик застревает в горле, так и не родившись, а колени предательски подрагивают, когда я вижу над собой голову гигантского змея. Уверена, хвост там тоже имелся, и наверняка очень длинный. И для того, чтобы в этом убедиться, нужно всего лишь оглянуться назад. Вот только тело перестаёт мне повиноваться. Я застываю с поднятой вверх головой, не в силах противиться жёлтому гипнотическому взгляду чешуйчатого гада, а может быть, гадины. Кто этих змей разберёт? Да это и не важно. Главное сейчас заключается в том, что жить мне остаётся считанные секунды. Меня просто сожрут и вряд ли при этом подавятся. А ведь я ещё так молода, и очень хочу жить.
Внутри меня ширится и растёт возмущение, и я вдруг понимаю, что не готова расстаться с жизнью по прихоти каких-то негодяев.
Жалость к себе довольно быстро сменяется злостью, и в следующий миг неимоверным усилием воли я выхожу из оцепенения и сразу же спрыгиваю с пьедестала, сбив при этом старуху с ног.
Надо сказать, вышло очень удачно, хоть и не специально. Много позже, сопоставив все факты, я поняла, что ведьма в тот момент наговаривала какое-то заклятье, сдерживающее ползучего гада, а когда она замолчала, чешуйчатый людоед мгновенно пришёл в себя.
А в тот момент я решаю не дожидаться, пока он вновь обратит на меня внимание, и укрываюсь за камнем.
Дальнейшее я предпочла бы не видеть никогда в жизни, но, увы, моим мнением никто не интересовался.
В общем, хозяин храма не стал церемониться с незваными гостями, а принялся заглатывать их целиком, одного за другим. Я же старалась не думать о том, что мои тюремщики скорее всего были съедены заживо. Смотреть на весь этот ужас не было ни сил, ни желания и я малодушно прикрыла глаза ладошками.