— Вы уж сегодня без меня, ладно⁈ Вечером «Гамлет»… Любимов убьёт, если я опять приду не в форме…Вот, довёл до ума с утра одну вещицу… три года руки не доходили, «Райские яблоки» называется… послушаете?
Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем,-
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,-
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали — гляжу — пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап тысяч пять на коленях сидел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Седовласый старик что-то долго возился с засовом —
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушел.
И огромный этап не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва,- оглушило малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
И апостол-старик — он над стражей кричал-комиссарил —
Он позвал кой-кого, и затеяли вновь отворять…
Кто-то ржавым ключом, поднатужась, об рельсу ударил —
И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр-старик — он апостол, а я остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок…
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ⁈
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах,
А тем временем я снова поднял лошадок в галоп.
Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок —
И за это меня застрелили без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони — головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
На кухне — мёртвая тишина… А пьяненький доктор Анатолий Павлович Федотов роняет голову на кухонный стол. Он рыдает…
СЦЕНА 8/2
Офис Корпорации «Змеи СССР»
Утро 25-го! Я прихожу на службу к 9−00 писать бумаги, а моя заместительница и главная советница — зелёная кобра с именем Офиофаг уже готовится спускаться досыпать в свой роскошный вольер серпентария. Да, да, в тот самый, в который 1 июня 1980 года я и прилетел ей на голову из другого времени… Как она тогда меня не убила… И двух месяцев не прошло…
По моей просьбе, она сегодня ночью работала в городе на одном адресе, рядом с Зоопарком. Скоро уже 10−00 и Московский зоопарк открывается. И ей и её сотрудникам (цам) уже нужно быть на месте. Во время Олимпиады в Серпентариуме множество посетителей, включая иностранцев.
— Как прошло? — спрашиваю я кобру.
— Обычно! — зевает змея, — Заползла по водосточной трубе на восьмой этаж. В квартиру не пошла, не было необходимости, клиент спал на лоджии, а окна открыты. Тяжело спал, умирал уже… пьяный, обколотый. Но, я успела… Зачем-то бинтами его к тахте примотали… В 04–30 к нему из квартиры выскочил какой-то, давай обнимать, целовать в губы, фу-у… гадость… Не люблю, когда мужики целуются… А, дальше… всё как обычно — вытащила из клиента чертилу-вселенца за голову…. Он под «Зелёного змия» косил, но… с рожками, сразу, беса-нарколыгу видно… Говорю ему: — Ну, что… сцуко, доигрался⁈ Вот и настоящий «Зелёный змий» к тебе пожаловал… чуешь, смертушка твоя пришла⁈ Да, и всё, в общем — сжала ему на башке челюсти, только, чвякнуло. Ну, или хрустнуло… Что было дальше, не спрашивай, не знаю… я сразу вниз, через забор и на работу… рядом же…