— Доклад закончил! — резюмирует написанное полковник Медведев, — Прошу прощения, товарищи, если перепутали медицинские термины. Но, не врач сие писал… не врач.
— Этой, суки, Коровяковой, нам ещё не хватает… уже 4 года как её выперли в диетсёстры, а он всё о ней страдает… — бормочет себе под нос Андропов и уже громко спрашивает Чазова, — Что это… Евгений Иванович⁈ Ему уже 73, а он Нину требует…
— Ну, а что Вы хотите, любезнейший Юрий Владимирович⁈ Советская медицина… она такая… передовая…. Тэк-с… аппетит хороший… почки и печень… работают прекрасно… — отвечает Чазов, внимательно изучая список съеденных Брежневым продуктов на завтрак и бланки уже готовых анализов мочи и кала генсека, — Плюс, здоровая украинская генетика… Ну, или молдавская… или еврейская… неважно. Вот, недавно… в Москве был случай… Артист… как его, который из еврейского конгресса… в 84 года дочку себе родил с новой молодой женой… Вы же его знаете…., как, бишь, его…. Ну, как папу Жоры Цуканова звали… А на войне, мне доктор Мясников рассказывал, он и не такие чудеса видел, знаете ли… Рассказать?
Андропов исподлобья тяжело смотрит на Чазова в упор через очки с тонкой золотой оправой и отрицательно качает головой.
А Чазов прямо и отважно смотрит на Андропова. Надоела ему вся эта КГБ-шная медицина и карательная психиатрия. Он врач, а не палач! Сейчас, он похож на боевого драчливого петушка — тронь и закричит, закукарекает… бросится на обидчика…
Андропов (медленно и тяжело выговаривая слова): — Что, Вы мне, тут, Ваню валяете, любезнейший Евгений Иванович? — возвращает он Чазову «любезнейшего», — Вы же уже пятый год его водите как телка на верёвочке… на транквилизаторах, да на барбитуратах…
Чазов (перебивая): — … которые Вы мне передаёте вместе с рецептами от неизвестных мне врачей…! Хреновых (кричит с истерикой в голосе)! И где только Вы их берёте, что не кончаются⁈ Я про препараты. Все зарубежного производства, я же вижу! У нас таких и не выпускают…
Андропов молча встаёт и ни слова не говоря, выходит из кабинета. Для него совещание закончено…
«Интересно, сколько ещё после такого выпада проживёт Чазов?» — огорчённо думает полковник Медведев.
Он стоит и в совершенном обалдении смотрит на Чазова… Он не знает, что ему делать дальше… кому и что теперь докладывать? Чазов тоже смотрит на полковника и как бы угадывая его мысли, пожимает плечами, мол, «да х… его знает, товарищ полковник!».
— Разрешите идти⁈ — хрипло спрашивает военный Медведев у гражданского Чазова?
— Конечно, конечно, Владимир Тимофеевич, идите, охраняйте нашего возрождённого Феникса, да получше, — и уже в спину полковнику, — За пятнадцать-двадцать лет ручаюсь… так, что… особо никого не бойтесь.
СЦЕНА 11/2
16 августа 1980 года, суббота. Суворовская пл., 2, с.1. ЦДСА
В Центральном доме Советской Армии проходит очередная встреча ветеранов 18-й армии. На неё приглашены все, кто ещё жив. Кто уже не может ходить сам, подвезён на машине. Индивидуально.
И на этот раз, всё уже по-другому и это сразу бросается в глаза. Нет сплошных славословий в адрес бывшего начальника политотдела полковника Брежнева. Сам он есть… вон, сидит в первом ряду в окружении боевых товарищей, а славословий в его адрес… нет.
Бригадный комиссар, затем, полковник, а в конце войны, уже и боевой генерал-майор Брежнев — единственный среди тогдашних «портретов», кто прошёл войну от первого и до последнего дня на фронте. Да, во втором эшелоне… но от этого не менее важном и кровавом, чем основные сражения ВОВ. Да, в его фронтовой жизни была только одна кинжальная рукопашная схватка с озверелыми фрицами. Но, она — была… И тяжелое ранение осколком снаряда в челюсть, из-за которого потом все прикалывались над его произношением — тоже было! Так, что, гремел он красивой длинной саблей по брусчатке Красной площади в слаженном строю 4-го Украинского фронта на Параде Победы в 1945 году абсолютно заслужено.