После окончания этого престижного вуза перед ним открывались перспективы гораздо более серьезные. Надо было только досдать ряд экзаменов в течение года. А организовать перевод брался Николай Владимирович. Его должность позволяла решить эту более чем серьезную проблему.
Вадиму было немного досадно расставаться с другом, но, с другой стороны, он понимал, что дядя Коля прав. Валерий учился блестяще, и более широкие возможности могли позволить ему найти себе лучшее применение.
То, что было задумано, свершилось. Встречаться они стали реже. Почти каждое увольнение, по выходным, Вадим приезжал на дачу к Осколовым, но Валерий часто был на занятиях в институте или со своими новыми друзьями.
В самом начале четвертого курса на кафедру физвоспитания в ВИИЯ пришел новый преподаватель. Среднего роста, лет сорока, сухой и быстрый, он мог заинтересовать курсантов на своих занятиях. Основная масса знала, что, выйдя из стен института, они будут кадровыми, но полувоенными офицерами. Такой расклад подразумевала сама специфика их профессии. Поэтому к чисто армейским дисциплинам отношение было если не пренебрежительное, то весьма прохладное. Это в полной мере относилось и к физической подготовке, хотя занятия по программе проводились и зачеты успешно сдавались.
Вадиму физическая подготовка давалась легко. У него было врожденное чувство движения, координации и природная сила.
В институте часто проводились соревнования, и он постоянно был капитаном команд курса по боксу и многоборью, всем видам борьбы, плаванию и гимнастике. К нему одно время даже прилепилось прозвище «пятнадцатиборец».
От общей утренней зарядки Вадим был освобожден, так как занимался по своему графику и программе. В любое время года, независимо от погоды, он вставал минут на сорок раньше общего подъема, делал пробежку на восемь-десять километров, а затем – комплекс гимнастических и силовых упражнений на небольшой площадке, находящейся за спортзалом.
В то сентябрьское утро Вадим встретил спортсмена, бегущего ему навстречу. Он узнал Василия Васильевича, нового преподавателя. Тот махнул на ходу рукой – мол, узнал, привет, и они разбежались. Вернувшись на спортплощадку, Вадим опять увидел его. Разминаясь, он с удивлением наблюдал за Васильичем, как потом всегда звал его. Вадим впервые видел необычные плавные движения какого-то незнакомого комплекса упражнений. В то время восточные единоборства типа ушу или кун-фу, а хуже того, приемы русской борьбы – русбоя были практически неизвестны. Знакомство с некоторыми из них было возможно только по фильму Куросавы «Гений дзюдо» да по подвальным секциям карате, тогда запрещенным.
Вадим делал свой комплекс, искоса поглядывая в сторону Ремизова. А тот, закончив плавные движения, перешел к странной и завораживающей пляске по площадке, нанося удары невидимому противнику и легко уходя от таких же невидимых ответных ударов. На следующее утро повторилось то же самое. Вадим пробовал повторять некоторые движения, но или не видел в них особого смысла в плане физической нагрузки, либо они просто не получались.
Такого с ним раньше не случалось. Он всегда легко познавал азы любого спорта. А тут с виду легкие упражнения не получались. Василий Васильевич несколько раз с едва заметной усмешкой поглядывал в сторону курсанта. На исходе второй недели Вадим не выдержал и обратился за разъяснениями к преподавателю. Тот, выслушав его, загадочно улыбнулся и предложил после ужина прийти в спортзал.
Васильич встретил Вадима в легком спортивном кимоно и борцовках. Он предложил размяться. Они вышли на середину зала. Преподаватель церемонно отвесил поклон, сложив руки перед грудью, на что юноша только растерянно кивнул. В себя Вадим пришел через пару секунд, поняв, что лежит на жестких матах. Он вскочил на ноги и ринулся в атаку, которая закончилась столь же плачевно. После беспорядочного бега за управляющей им рукой Василия Васильевича он неожиданно пошел на сальто, по окончании которого громко шлепнулся на пол. Новые попытки успеха не принесли. Тело словно отказывалось повиноваться Вадиму в то время, когда его партнер играл с ним, как с неразумным и бестолковым щенком. Его наскоки встречали пустоту или сухие, твердые, как стена, блокировки рук и ног соперника.
После очередного броска Василий Васильевич остановился. Вадим, поднявшись на ноги, стоял и тяжело дышал, в то время, как его соперник, вдвое старше юноши, абсолютно не выглядел утомленным.
Преподаватель бросил Вадиму небольшое вафельное полотенце, чтобы он утер пот, сел на маты и показал место напротив себя. Он внимательно посмотрел на Вадима и спросил:
– Ну что, как настроение? Хочешь продолжить?
Вадим в ответ упрямо кивнул головой:
– Хочу!
Василий Васильевич, ненадолго задумавшись, начал говорить.
На удивление, речь пошла не о приемах и движениях. Разговор начался с философских понятий о душе и теле человека, об истории живого на земле и предначертаниях судьбы. Вадим завороженно слушал спокойную речь, и ему было странно слышать ее из уст человека, только недавно проведшего схватку. Так познакомились учитель и ученик.
Занятия продолжались каждый вечер. Вадим чувствовал, как он меняется не только физически, но и эмоционально и становится другим – не хуже, не лучше, просто другим. Восприятие окружающего становилось более четким и резким. Тело, и ранее ему подчинявшееся без проблем, обретало большую легкость, свободу, словно начинало жить осмысленно и даже, как иногда ему казалось, самостоятельно. За год не прошло ни одной схватки между Васильичем и Вадимом. Не изучалось ни одного боевого или борцовского приема. Только дыхательные и медитирующие упражнения ушу, кунг-фу, правильные, отточенные движения рук и ног, растяжки, навыки выносливости и, как основополагающее, философия существования личности.
Странно, но у Василия Васильевича не было больше ни одного ученика. Жизнь он вел довольно аскетическую. В половине шестого утра – на зарядку вместе с Вадимом, уроки по расписанию, обед в офицерской столовой, вечером до десяти часов ежедневная тренировка вдвоем. Иногда даже казалось, что его основной целью была не преподавательская работа, а именно занятия со своим учеником.
После четвертого курса планировалась пятимесячная войсковая стажировка. Все курсанты ждали ее с нетерпением. С одной стороны, это было первое практическое применение полученных языковых знаний, а с другой – уход от казарменной, как они считали, дисциплины и, главное, первые загранкомандировки.
Все понимали, что эта стажировка определит смысл учебы и конкретизирует отношение к выбранной профессии. Восточники, которых было много на курсе, особо не ломали головы, куда их пошлют. В Афганистане продолжалось интернациональное противостояние, а их в основном и готовили для ограниченного контингента. Правда, были еще Вьетнам, Ливия, Сирия, Йемен, Ирак, куда поставлялась наша техника и работали военные специалисты из Союза. Западники радостно готовились к вояжу в благополучную Европу.
Правда, вспоминали старшекурсников, которые, как правило, после стажировки приезжали странно повзрослевшими и не очень разговорчивыми. А случалось такое, что кто-то и не возвращался доучиваться. Видимо, труд переводяг был не особо сладким не только там, где стреляли, но и в других, с виду совершенно благополучных местах. Уже в июне стала известна разнарядка и начали оформлять служебные паспорта. Несколько человек оставались в Москве, и их практика планировалась в иностранных отделах Генштаба и МИДе, где, словно в противовес, имелись отделы зарубежной армейской тематики.
Вадим получил распределение странное и непонятное, причем, как ему сказал начальник курса, по какому-то спецвызову, в воинскую часть с неизвестной дислокацией. Был только ее номер: в/ч 2273.
Отпуск перед стажировкой пролетел быстро. Съездив в родной город, Вадим сходил на кладбище, где лежали его близкие. Потом зашел к дальнему родственнику дяде Ивану, брату деда, тоже Веклемишеву, последнему, кто еще связывал его с этой фамилией. Потом вернулся и остаток отпуска провел на даче у Осколовых, помогая Людмиле Антоновне по хозяйству, в саду, загорая и купаясь в озере.