Через несколько дней предполагаемый смотр военной авиационной техники действительно состоялся. На Центральный аэродром прибыли И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, С. Орджоникидзе, А. А. Андреев и ряд других руководителей партии и правительства. Здесь их встречали, а затем и сопровождали на аэродроме П. И. Баранов, Я. И. Алкснис, С. Г. Харьков, П. С. Дубенский, Д. И. Бузанов, ответственные работники штаба ВВС. Присутствовали на этом смотре и некоторые наши ведущие авиационные конструкторы.
Сталин во время пребывания на аэродроме, как показалось мне тогда, был в особенно приподнятом настроении и в обращении с сопровождавшими товарищами допускал даже некоторую фамильярность. Таким доступным и разговорчивым Сталина я больше никогда не видел.
При осмотре первого же объекта - это были одноместные самолеты-истребители - стало очевидным, что при таком скоплении народа каждому из гостей разглядеть что-либо детально и тем более посидеть на месте летчика, проверить содержимое кабины своими собственными руками никак не удастся. Тем более что приоритет и право первенства оставалось за главным «хозяином» - Сталиным. Поэтому все присутствовавшие на аэродроме разбились на несколько самостоятельных групп: первым отделился К. Е. Ворошилов и сопровождавшие его военачальники, гидом которых стал Яков Иванович Алкснис. А. А. Андреева и других неизвестных мне гостей повели по аэродрому Хрипин и Бузанов. Со Сталиным и неотлучно находившимся с ним Орджоникидзе остался Петр Ионыч Баранов.
Сталин живо и заинтересованно осматривал каждый из выставленных самолетов, охотно и довольно проворно поднимался по стремянкам к кабинам летчиков и подолгу с пристрастием расспрашивал испытателей или самих конструкторов о летно-тактических и эксплуатационных свойствах боевых машин. По ряду вопросов, которые он пытливо и въедливо задавал, можно было догадаться, что о некоторых еще не устраненных конструктивных недоделках в опытных образцах он был хорошо осведомлен еще раньше, до посещения аэродрома. В этих щекотливых ситуациях, когда не хватало достаточной находчивости [161] у отвечающего летчика-испытателя или самокритичной смелости у конструктора, деликатно и умело разряжал обстановку Баранов. У меня сложилось впечатление, что Сталин относился к Петру Ионычу весьма благосклонно и дружелюбно.
Подготовленные мной таблички о летно-тактических характеристиках самолетов не пригодились. Только один экземпляр из пяти был с благодарностью принят, внимательно просмотрен и поощрительно оценен Ворошиловым. Сталин же, поинтересовавшись ее содержанием, отрицательно покачал головой и лаконически ответил:
- Не надо. Сами летчики лучше всяких бумажек расскажут.
Перед тем как перейти к группе тяжелых многомоторных самолетов, он сделал короткую остановку и в тесном окружении сопровождавших его лиц продолжал уточнять отдельные показатели летных характеристик самолетов, настоятельно выясняя, что же реального и конкретно в какие сроки можно ждать от последующих опытных разработок. Его интересовал больше всего завтрашний день авиации.
- А вот вы ответите на такой вопрос? - обратился он неожиданно ко мне. - Можно ли и на каком именно из наших самолетов, - Сталин показал на группу одномоторных боевых машин, - перелететь из Москвы в Испанию?
«Почему именно в Испанию? Разве мало других, столь же удаленных от Москвы мест на Европейском или соседствующих континентах? Почему, наконец, из Москвы?…» - пронеслось у меня в голове.
- Кстати… - в разговор вмешался Баранов, как будто подзадоривая меня. - Нуте-с! - проронил он любимое междометие, добродушно подмигнул и с некоторым лукавством добавил: - Покажите, чему вас научили в двух академиях. Это по вашей специальности. Нуте-с, долетим или нет?
- Дальность полетов наших даже самых лучших образцов одномоторных самолетов пока не превышает… - начал я, но Сталин тут же перебил:
- Нет уж, отвечайте проще. Перелетим или нет, да или нет?
- Нет, - твердо ответил я.
- Па-чему нет?
- Потому что наши самолеты не рассчитаны на такую дальность - не хватит горючего. [162]
- Па-чему не хватит? Должно хватить! - уже не без иронии продолжал разговор Сталин.
Я уж было собрался отвечать, пытаясь связать мощности современных авиадвигателей и полезные нагрузки самолетов, как Сталин подошел вплотную и, пронизав меня тяжелым острым взглядом - будто я был за всех в ответе, - спросил:
- А какое расстояние от Москвы до Мадрида?
- Наверное, не менее трех тысяч… - Мой ответ прозвучал неуверенно.
- Такие цифры вам надо знать не наверное, а абсолютно точно. Допустим, и все три с половиной. А вот, как же Кост смог перелететь из Парижа чуть ли не в Пекин? Там, наверное, и все десять получатся! Как вы считаете?
Действительно, французский летчик Кост, получив разрешение Советского правительства на рекордный перелет над территорией нашей страны до Иркутска, нарушил взятые обязательства и, не делая посадки в установленном месте, пролетел дальше на Пекин, установив 27 сентября 1929 года мировой рекорд дальности полета.
- Что же, наши самолеты, выходит, хуже? Ну отвечайте без всяких уверток, хуже, что ли?! - упорствовал Сталин.
В этот момент я надеялся только на то, что хоть кто-нибудь из стоящих здесь же конструкторов подаст свой голос. Ведь этот разговор касался прежде всего их. Но они предпочитали молчать.
- Никак не хуже, - ответил я, - но Кост летел не на боевой, а на специально для рекорда предназначенной машине, на которой все, что только возможно, было снято и все сэкономленные веса были отданы для дополнительного горючего.
- Вот так и надо говорить прямо - наши не хуже. Если будет надо, советские летчики полетят еще дальше. А уж в Испанию-то перелетят и ничего не снимая с самолета. Советская авиация все может… Я вижу, вы и воевали неплохо, - показывая на мои ордена, заметил Сталин, - значит, и царских генералов били. А вот теперь сдали позиции, говорите - до Испании не долетим. Если будет надо, и на боевых долетим…
С этими словами Сталин повернулся к Баранову и, толкнув его под локоть, дал понять, что надо идти дальше.
В едва слышном разговоре Сталина с Петром Ионычем [163] я отчетливо различил неоднократное упоминание о злополучном Косте. Он явно не давал покоя Сталину.
Хочется еще раз уточнить, что приведенный разговор происходил летом тридцать первого года, то есть за три года до известного вооруженного восстания испанских рабочих в Астурии и за пять лет до начала героической борьбы испанского народа против фашистских мятежников генерала Франко и итало-германских интервентов, в которой активное участие принимали и советские летчики.
Исключительно эффектным завершением смотра новейшей авиационной техники была демонстрация группы тяжелых многомоторных самолетов, среди которых особое впечатление производил опытный образец туполевского четырехмоторного бомбардировщика АНТ-6 (в военном обозначении ТБ-3) - серебристый красавец, по тем временам гигант. Общий полетный вес этого самолета в перегрузочном варианте - подумать только! - составлял 19 тонн, возможная бомбовая нагрузка - до 4 тони и экипаж - 11 человек. Думаю, будет нелишне напомнить, что лучший разведчик тех же лет, самолет Р-5, в варианте легкого бомбардировщика имел полетный вес около 3 тонн и мог нести на себе бомбовый заряд всего до 500 килограммов.
Когда уже казалось, что все близится к достойному финишу и гостям оставалось лишь пожелать авиаторам дальнейших успехов, Сталин вдруг обратился к Баранову:
- А вы не могли бы распорядиться, чтобы этот самолет, - он указал на опытный ТБ-3, - произвел взлет и посадку? Хочется посмотреть, как он выглядит в воздухе. - И после короткой паузы спросил: - Он готов к полету?
Петр Ионыч знал, что самолет находится на государственных испытаниях в НИИ ВВС и уже сделал несколько успешных полетов. Поэтому убежденный, что все в порядке, нисколько не задумываясь, тотчас же ответил: