Ентри этот запах напомнил приготовляемую мамой дичь, когда та опаливала её на костре. Что ещё мог вспомнить мальчик не знакомый с дикими законами рабовладения? Набрать золу было не так легко: злые языки пламени кусали и не подпускали к себе, от этого жара у Ентри закружилась голова и он отступил.
— Ну что, ни как? — Усмехнулся наблюдавший за этим охранник. Эти слова в конец рассердили Ентри, он стиснул зубы и вновь шагнул к огню. Теперь он действовал более осторожно. Подкравшись с краю, закрывая одной рукой лицо, чтоб пламя не сильно обжигало его, он молниеносно черпнул по золе сосудом и нагрёб первую горсть. На удачу подул ветерок и погнал языки пламени в другую сторону. Не медля ни секунды Ентри схватил в одну руки посудину, в другую какую-то палку нащупанную на краю костра и не поворачиваясь к нему лицом загрёб ещё немного. Не дожидаясь мести пламени, он бросился от него прочь.
Только когда прибежав обратно, к строителям, он выпустил из рук помогавшую палку и застонав от боли, обхватил обожженную руку. В этот момент без сожаления на него нельзя было смотреть. Слёзы выступили на глазах, а боль не хотела отпускать. Рука покраснела и покрылась волдырями. Но почему-то никто не помогал ему. Вокруг воцарилось молчание. Лишь когда он сам опустил больную руку в только что принесённую, прохладную воду и боль немного отступила, мальчик заметил, что на него ни кто не обращает внимания. Всех заинтересовала палка, пронесённая им с костра. Оскорбленный безжалостностью работающих, он подбежал и схватил, чтобы выбросить её, но замер. Пепел укутавший её, слетел вместе с пылью и песком и она приобретя странный беловато-жёлтый оттенок и округлую форму уже не походила на то, что принёс Ентри.
— А! — Как ошпаренный отскочил он, бросив палку в песок. — Это кость! — Завизжал Ентри.
Стоявшие рядом потупили взор. Поняв, что здесь что-то не так, мальчик бросился к одному из них, но тот отвернувшись, промолчал.
— Откуда это? — Тыча пальцем на кость, спросил Ентри. Ответа не последовало. Только один из готовящих раствор вместе с ним, высокий, бородатый мужчина, усталой походкой отвёл его в сторону.
— Это Бругуилтинс. Бедняга упавший без сил.
— Как это?
— Рабовладельцев не очень заботит жизнь узников. Упал и не смог встать — умри. Такие рабы им не нужны.
— Но неужели нельзя дать ему немного отдохнуть?
— Зачем? Вместо усталого и больного сразу встанет молодой и сильный.
— Но сжигать…
— Тихо. В этом и заключается самое страшное. Чтобы стены крепко стояли нужен прах. Вся эта зола, что ты подсыпал в раствор- прах. Каждый день… — Раб замолчал. Ентри смотрел на него с большими ошарашенными глазами, стоя как вкопанный, не слыша даже команды охраны. Он медленно перевёл взгляд на эти стены: " Кругом прах. Смерть возводит их". Озноб пробил его, обида, а с ней и ярость охватили мальчика. Он дрожал на палящем солнце, но сжимая кулаки набирался злости. Ещё мгновение и Ентри ринулся к охраннику.
— Куда? — Видя приближающегося юнца, спросил страж. Ответа не последовало. Охранник принял боевую стойку, но нападавший схватил камень и швырнул в него, ещё и ещё. На счастье стражника он ни разу не попал.
— Прекратить! — Где-то из далека раздался громогласный голос. Действие остановилось. Прикрывая рукой глаза от солнца, Ентри разглядывал знакомые черты. Фигура приближалась. Увидевшие её первыми рабы вновь принялись за работу, чтобы не вызвать гнев идущего. Защищающийся охранник вытянулся по стойке " смирно".
— Сараллон. — Прошептал Ентри. Какая-то радость встречи закралась в него и разбавила злость.
— Что случилось? — Приблизившись, спросил Дик.
— Они… Они сжигают людей! — Закричал Ентри, но вдруг затих. — Ты ведь знаешь? Ты обо всём знаешь! — Злость вновь нахлынула на него, но уже была обращена она к Сараллону. Он, выдававший себя за друга, желавший помочь, всё знал, а может и сам отдавал эти указания.
— Ентри, иди к повозке. — Голос Дика был невозмутимо спокойным, от него даже отдавало холодом. Мальчик послушался. Опустив голову, он побрёл в даль, откуда пришёл Дик.
Опустошение внутри чувствовал Ентри. Мир, такой чистый и красивый исчез и на его месте возник чёрный, безжалостный, начинённый ложью и предательством. Он молча брёл, размышляя о роли Дика в этой истории, но не найдя ему никакого оправдания, ещё больше разозлился на него. Болевшая рука напомнила о себе. Боль жгла её всё сильнее и сильней и на какое-то время она заставила забыть и о Дике. Наконец показалась повозка, красовавшаяся в конце палаток и одинокая девочка, которая небрежно присела на краешек и опустила голову. Радость от встречи должна была бы вылиться в крепкие объятия или ещё что-то в этом духе, но костёр и боль, которую причинил он мальчику, отбросили веселье на второй план.
— Здравствуй. — Резко, злостно приветствовал её Ентри. И бросив взгляд на неё, увидел уставшую и измотанную девушку. Волосы, слипшиеся от пота напоминали солому, руки сморщились от жёсткой воды и сильно ныли, от солнцепёка, голова кружилась и клонило ко сну и взгляд который встретил Ентри, кроме жалости и сострадания ничего не вызывал. Задавать какие-то вопросы ей было бесполезно и мальчик присев рядом, принял такую же позу что и попутчица. Тишину, которая окружила их, нарушали только щебетание птиц, да внезапно прозвучавший голос Сараллона:
— Ну что, поехали домой! — Он звучал снова тихо и мягко, как будто ничего не произошло.
Это удивило Ентри, он ждал каких-то оправдательных речей от Дика, просьбы о прощении, но тот молча направил олиткопов в обратный путь. Дорога назад казалась длиннее, хотя Ентри уже узнавал знакомые по утренней поездке места. Молчание нагнетало обстановку. Первым не выдержал Ентри:
— Я думал ты что-нибудь скажешь?
— А что я должен тебе сказать? — Не поворачиваясь к собеседнику, продолжая следить за дорогой, спросил Дик.
— Ты же знал, что там сжигают людей. — От этих слов вздрогнула и насторожилась дремавшая Мариа.
— Многие считают, что я могу всё. — С грустью в голосе произнёс Сараллон. — Но нет, всё не так уж просто. Здесь, на стройке, заправляет всем Казар. Его действия Лаварион считает правильными. И если он так считает, то я бессилен.
— Но это… Как…Живых в огонь.
— У Казара есть выражение: " Кто упав в песок не стремиться подняться, тот не чувствует жизни".
— Бругуилтинс чувствовал… Он просто устал. Ему надо было только отдохнуть.
— Казар — палач. Ему доставляет удовольствие видеть смерть.
— Но неужели вы, Дикин Сараллон, ничего не можете сделать? — включилась в разговор Мариа.
— Увы. Иногда не всё зависит от меня. Да и доверия ко мне немного. Правда? — Он резко повернулся и посмотрел на Ентри. Тот не ожидая встретить взгляд Дика, вздрогнул. Слегка улыбнувшись, Сараллон вновь принявшись следить за дорогой, продолжил:
— Даже вы мне не очень доверяете, а жаль.
— Мы тебя не знаем. — Чуть слышно буркнул Ентри.
— Всем помочь нельзя, а кому реально, тот её отвергает. Странно, не правда ли?
Тем временем повозка выкатилась в знакомое, по-прежнему залитое солнцем поле, вдалеке которого стояла мельница.
— Орион. — Тихо прошептала Мариа.
Когда утром повозка с Диком, Ентри и Мариа скрылась в густой листве леса, мужчина хлопнул Ориона по плечу:
— Эй, человек, давай знакомиться? Я Фук- мельник. — И протянул ему руку. Напарник представился. Впрочем, как только юноша решил поприветствовать рукопожатием, мужчина отдёрнул её и залился задорным хохотом. — Не спи, Орион! — Видя, что его великолепные шутки не производят на нового партнёра никакого впечатления, замолчал, но не надолго.
— Ну что, давай за работу! Вон мешки, вон мука, насыпал, унёс, насыпал, унёс. Понял? А я пойду, позагораю. — И не дав Ориону вставить хоть одно слово, развернулся к нему спиной и изрёк:
— Не спорь со мной. — Вновь его фраза закончилась хохотом.
Ошарашенный таким обстоятельством Хьюди часто заморгал и набравшись смелости спросил:
— А что в это время будешь делать ты?