Зимой 1939/40 года, которую я провел в Англии, внешне все было бы хорошо, если бы не постоянно терзавшее меня сознание, что рано или поздно все это кончится и вслед за «странной войной» наступит страшное пробуждение.
Война становится серьезной
Англичане ахнули от изумления, когда Гитлер весной 1940 года внезапно напал на Данию и Норвегию. Никто не ожидал этого нападения; англичане всегда считали эти страны своей естественной сферой влияния. Однако скоро они пришли в себя, и газеты широковещательно объявили, что раз чудовище неосторожно высунуло голову из своей берлоги, британские морские и воздушные силы перережут ему глотку.
Понадобилось всего три недели, чтобы Гитлер стал неограниченным хозяином всего пространства от северного побережья Скандинавии у Полярного круга до пролива Скагеррак. Британскому флоту не удалось даже полностью вызволить небольшой экспедиционный корпус, который спешно был послан в Норвегию. Этот корпус по иронии судьбы состоял в основном из частей, которые зимой тайно готовились для посылки в Финляндию на помощь генералу Маннергейму. Преступная безответственность правительства Чемберлена была наказана.
Население Англии внезапно охватил панический страх перед гитлеровской «пятой колонной». Немцы, живущие в Англии, оказались в тяжелом положении. В каждом немце начали подозревать скрытого агента Гиммлера или Канариса. Я не мог пройти по Пикадилли без того, чтобы меня не задержали и не потребовали предъявить документы. Немцев вытаскивали даже из кино и театров. Так как в Лондоне я был небезызвестным человеком, мне то и дело приходилось наталкиваться на такие неприятности.
Паника, вызванная боязнью «пятой колонны», превратилась в истерию, когда началось немецкое наступление на Западе и нацисты захватили Голландию и Бельгию. Немцев начали арестовывать без разбора. Даже безобидные еврейские эмигранты и широко известные антифашистские борцы были арестованы, заключены в лагери для интернированных или отправлены за океан. Некоторые из них нашли смерть в океане от торпед немецких подводных лодок.
Я все еще по-прежнему каждое утро ездил в свою студию в Шеппертоне. Но в один прекрасный день Антони Асквит заявил мне:
– Пожалуйста, возвращайтесь домой. Мои электрики только что заявили, что, если этот гунн снова появится здесь, они прожекторами проломят ему голову. Я сожалею, но будет гораздо лучше, если временно вы не будете здесь появляться.
Возвращаясь из Шеппертона, на лондонской станции Ватерлоо я увидел первый поезд, доставивший эвакуированных английских солдат из разгромленной при Дюнкерке британской армии. Солдаты старались выглядеть равнодушными или даже сверхмужественными. Но, боже, какими бледными, усталыми, грязными и небритыми были они! Кроме изодранной формы, у них ничего не было. Они вынуждены были бросить не только свое оружие, но даже личные вещи.
Мое положение было затруднительным. Что мог и что должен был я делать дальше? Я находился в безнадежном положении между двух огней. Англичане – это было ясно – будут сражаться до конца. Но для них я был лишь гунном, который, в лучшем случае, мог рассчитывать на сострадание. Мне было также ясно, что нацисты, если бы они вторглись в Англию, прикончили бы меня одним из первых.
В тот же вечер вместе с Вилли я поехал к своему другу д-ру Г., чтобы посоветоваться с ним. Он не был арестован, так как своевременно позаботился о визе на въезд в США и уже на следующей неделе собирался отплыть туда со своей семьей. Мы пришли к выводу, что как для Вилли, так и для меня было бы самым лучшим как можно скорее покинуть Англию. На всякий случай д-р Г. прописал нам достаточную дозу цианистого калия, чтобы в случае необходимости быстро и безболезненно отправиться на тот свет. С ядом в кармане мы чувствовали себя гораздо спокойнее.
В американском посольстве советником был мой старый друг Уолтон Баттеруорт, которого я знал еще в двадцатых годах, во время пребывания в Вашингтоне. Около трех лет назад, находясь в Лондоне, я обратил его внимание на то, что здесь, в его бюро, работает фашистский шпик. Уолтон обезвредил этого человека и благодаря этому стал пользоваться особым расположением своего правительства. Тогда он был мне очень благодарен и сказал:
– Вольфганг, если у тебя будут какие-либо затруднения из-за твоих нацистов и ты захочешь скрыться, я нарушу все американские законы об иммиграции и дам тебе – визу.