Очень предупредительно держался с нами министр иностранных дел чехословацкого эмигрантского правительства Ян Масарик. Он знал меня раньше и слышал обо мне от Ванситтарта. Ежедневно по нескольку раз он брал меня под руку, и мы гуляли по палубе. Однако враждебность других пассажиров не прошла, и мы с Вилли чувствовали себя отверженными.
Переезд через океан занял десять дней. Это были дни завершающих боев во Франции. Накануне высадки в Нью-Йорке мы услышали по радио сообщение о капитуляции в Компьене. Не удивительно, что отношение к нам нисколько не улучшилось.
На следующее утро появились представители иммиграционных властей. Я предъявил свой смехотворный документ, свидетельствовавший о том, что я не имею гражданства, документ, снабженный десятидневной проездной визой Баттеруорта. Чиновник взглянул на меня:
– Не приходилось ли мне уже заниматься вами?
– Это вполне возможно, – ответил я.
– Да, теперь я вспоминаю. В свое время вы служили в немецком посольстве в Вашингтоне.
– Вы правы. Тогда с моим дипломатическим паспортом я не был бы через десять дней выброшен из вашей страны.
Было видно, что чиновник сочувствует мне:
– Я понимаю, что все это тяжело для вас. Я знаю, что вы джентльмен и не злоупотребите своим пребыванием у нас. Поэтому я на свой страх и риск продлю ваше пребывание в Соединенных Штатах на четыре недели.
Чиновник поставил соответствующий штамп на моем документе. Теперь у меня было достаточно времени, чтобы навестить некоторых своих друзей в Вашингтоне, которые, возможно, сумеют мне помочь в получении постоянной визы. В приподнятом настроении мы с Вилли сошли на берег.
Нью-Йорк выглядел вполне мирно. В блеске сверкающих реклам лучился Бродвей, и движение было столь же оживленным, как и всегда. Контраст с затемненным Лондоном был разительным. Война в далекой Европе затрагивала повседневную жизнь американцев лишь в той мере, что они теперь не могли провести свой летний отпуск в Европе. Распевали сентиментальные песенки о парижских кафе и хвалебные гимны по адресу стойкой Англии, которая находилась теперь лицом к лицу с атакующими могучими нацистскими армиями. В то же время принимали меры и на тот случай, если бы эти злые нацисты, одержав окончательную победу, стали господами в Европе и с ними пришлось бы и дальше торговать. Может быть, Гитлер проглотил слишком большой кусок и испортит себе желудок. Нужно терпеливо ждать. Между тем в Америке можно было и впредь жить уютно.
Я провел несколько дней в Вашингтоне. Мало обнадеживало то, что даже в самых осведомленных кругах Государственного департамента в эти июльские недели 1940 года господствовали настроения фатализма.
Часто и подолгу я простаивал перед красным кирпичным зданием нашего посольства и наблюдал с другой стороны улицы за людьми, входившими и выходившими из дома, где я проработал свыше четырех лет. Я узнавал многих моих коллег, спокойно шествовавших к своим автомобилям. Они выглядели самоуверенно настроенными, как будто в мире ничего не случилось и все прекрасно. Но, может быть, я был глупым одиночкой, не понимающим реальной жизни, и поэтому из-за своего упрямства сам вытолкнул себя из этого мира? В глубине души я, конечно, знал, что никогда не променяю свою судьбу на уютную жизнь этих гитлеровцев.
Что же касается постоянной визы, то я ничего не добился. У меня не оставалось другого выхода, как ехать на Ямайку, навстречу неизвестному будущему. Я купил в Нью-Йорке билеты для себя и Вилли и сообщил британскому посольству в Вашингтоне, как это было мне предписано еще в Лондоне, примерную дату прибытия в Кингстон, чтобы тамошний губернатор был об этом информирован.
Британская коронная колония во время войны
Выкрашенный в угрюмую серо-зеленую краску для маскировки, полностью затемненный «Британик» зигзагами пересек Северную Атлантику от Ливерпуля до Нью-Йорка. Но на этой стороне океана мы не подвергались никакой военной опасности. Для американцев не существовало ни подводной войны, ни затемнения.
У причала в Хобокене нас ожидал, блистая свежей белоснежной окраской, пароход компании «Юнайтед фрут» – «Верагуа», который и должен был доставить нас на солнечную Ямайку. Ночью пароход шел при всех огнях. Пассажирами здесь были не трусливые, как зайцы, люди, напуганные войной и находящиеся в скверном настроении, а независимо державшие себя бизнесмены и туристы. Они хотели насладиться всеми прелестями летней морской прогулки под тропическим небом. Ежедневно они купались в бассейне верхней палубы, наполненном прохладной свежей морской водой, а по ночам танцевали при серебряном свете звезд под музыку кубинского судового оркестра.