Особый интерес представляет служба Путлица в отделе печати имперского правительства. Путлиц имел возможность наблюдать за закулисными переговорами по поводу назначения Гитлера рейхсканцлером Германии.
Кровавая практика фашизма с самого начала отталкивала Путлица. Читатель найдет в его книге гневное разоблачение фашистских погромов, зверств, творимых гитлеровцами в концентрационных лагерях, кровавых расправ с противниками гитлеровского режима. С большой теплотой Путлиц повествует о посещении вместе с группой иностранных журналистов тюремной камеры Тельмана.
Первые попытки Путлица противостоять фашистскому режиму связаны с его наивными расчетами на то, что можно организовать противодействие фашизму внутри министерства иностранных дел. В связи с демонстративной отставкой старого немецкого дипломата и друга семьи Путлицов – Притвица 30 июня 1934 года автор пишет:
«Если бы министерство иностранных дел, вместо того чтобы жонглировать трусливыми отговорками, в это мгновение последовало бы его примеру, режиму был бы нанесен удар. Поскольку этого не было сделано, все сотрудники министерства иностранных дел оказались морально разоруженными и отданными на произвол оппортунизма. С этого момента соглашательская политика подтачивала основы нашего министерства».
Мы остановились на этих наивных расчетах Путлица потому, что и в дальнейшем надежды на «всеспасительную роль» министерства иностранных дел не покидали автора книги. После того как началась война, Путлиц всерьез полагал, что демонстративный уход немецких дипломатов со своей службы и переход их в лагерь западных держав мог бы привести к крушению фашистской дипломатии. «Я не переставал надеяться, – пишет он, – что не останусь единственным, своевременно составившим план, как уйти в этот решающий момент». И здесь как в идеологии, так и в поступках Путлица обнаруживается тот «груз прошлого», о котором пишет сам автор. Путлиц был далек от понимания необходимости борьбы широких демократических масс против гитлеровского режима. Он тешил себя надеждой на какой-то «дворцовый переворот» силами баронских сынков из министерства иностранных дел. Идеология «риттергутсбезитцеров» цепко держала в своих объятиях барона цу Путлица. Она причудливым образом смешивалась с философией Шпенглера, которым увлекался Путлиц – юноша с идеями «пан-Европы» графа Куденгове-Калерги, произведениями которого зачитывался молодой Путлиц, и, наконец, с «мировоззренческим багажом» милитаристско-фашистского толка. «Было бы нечестным, – пишет Путлиц о том периоде, – если бы я сегодня утверждал, что в то время мне была ясна заведомая ложь сбивчивых нацистских лозунгов». А в другом месте книги он признает: «Потребовалась вторая мировая война, чтобы я прозрел».
Значительно проще, чем в идеологии фашизма, было разобраться в разбойничьих методах фашистской дипломатии. Кредо этой политики было сформулировано одним из фашистских «фюреров» – Розенбергом на совещании «унифицированного» министерства иностранных дел Германии. Несколько поколений немецких дипломатов воспитывалось на известном изречении Бисмарка: «Политика – это искусство возможного». Это изречение вдалбливали в голову дирксенам, притвицам и вейцзекерам, – одним словом, всем потомственным дипломатам Германии. Разумеется, это изречение трактовалось довольно широко: империалистической дипломатией Германии оно понималось всегда как призыв к достижению «предела» реваншистских и агрессивных требований германского милитаризма. Однако фашистов не устраивала и такая трактовка. Розенберг сформулировал новое правило фашистской дипломатии, которое стало руководством для авантюристической внешней политики фашистов: «Политика – искусство делать невозможное возможным». Иными словами, речь шла о попытке достигнуть заведомо недостижимой цели – стать властелинами Европы, господами мира.
Такая «политика катастрофы», против которой в свое время предупреждал еще Штреземан (кумир реакционной германской дипломатии), не могла; конечно, не отпугивать «потомственных» членов немецкого дипломатического корпуса. Но их оппозиция проявлялась лишь в шушуканье по углам в министерских коридорах.
Впрочем, сам автор дает немало материала, разоблачающего всю эту игру в оппозицию. Одним из «крупнейших оппозиционеров», например, считался Кордт, поверенный в делах гитлеровской Германии в Англии. На основании этой своей «оппозиции» Кордт получил высокий дипломатический пост в Западной Германии, сейчас он посол ФРГ в Афинах. Такую же карьеру сделал и его брат, который помогал якобы в антигитлеровских действиях бывшему фашистскому поверенному в делах в Англии. А вот что пишет о них Путлиц: «Поскольку после 1945 года братья Кордт особенно усердно восхваляют себя в Бонне в качестве передовых борцов 20 июля 1944 года (то есть заговора против Гитлера. – Д. М.), я охотно удостоверяю, что они всегда стояли скорее на стороне реакционных генералов с Бендлерштраесе, чем на стороне законченного авантюриста Риббентропа».