И ещё потрясающая деталь: «Я завернул их (зёрнышки. – Р.С.) в сторублёвую купюру и заложил под обложку паспорта».
Придумать эту сторублёвку вряд ли бы получилось даже самому опытному профессионалу. Наверняка – жизненная деталь…
С тех пор Александр Иличевский опубликовал много произведений, но ни в одном, по моему мнению, не достиг того эмоционального воздействия, какое есть в коротком, лаконичном «Воробье». Может быть, это из-за того, что почти нет в его романах и рассказах того героя-повествователя, что появился в том рассказе?
(Понимаю, дурной тон говорить, что когда-то, на заре творческого пути, писатель создал нечто выдающееся, а затем стал двигаться по ровной поверхности, но в данном случае удержаться от этого не могу. К тому же у нас появилась новая тенденция почти каждое следующее произведение почти каждого автора сразу называть его лучшим произведением.)
Большинство писателей, в том числе и вошедших в литературу не так давно, если не погружаются в откровенный вымысел, пользуются для создания текстов своим дописательским биографическим багажом. Некоторые пытаются всё-таки биографию строить, хотя, как я уже говорил выше, на мой взгляд, делать это сегодня очень и очень сложно.
Коротко остановлюсь на нескольких произведениях последних двух лет, в которых, как мне кажется, биографический опыт писателей использован очень удачно, и именно он сделал эти повести и романы заметными в бурном и полноводном потоке текущей литературы.
Об Андрее Рубанове узнали неожиданно и сразу, как только его автобиографический роман «Сажайте, и вырастет» оказался в финале премии «Национальный бестселлер». Хоть он и не получил главной награды, но проснулся Рубанов действительно знаменитым (ради чего премия и была создана). Вслед за первым романом появились другие, более или менее автобиографические произведения, в том числе и две объёмистые антиутопии. Но после них Рубанов издал очень глубокий и интересный роман «Иод», где вернулся к своей биографии, уже известной по «Сажайте, и вырастет», а затем – «Психодел», где опыт своего участия в бизнесе, в мире деловых людей соединил с беллетристикой. И получилась действительно сильная вещь, показывающая не открытые до сих пор литературой грани современной действительности. В «Психоделе» Рубанов ввёл в литературу существующий в реальности тип «сладких мальчиков» и новую формацию «сильных мужиков» благополучных 00-х годов. В итоге «Психодел» стал самым успешным (и коммерчески и художественно) романом Рубанова.
Недолгая ещё, но вполне насыщенная творческая биография (несколько романов, сборник рассказов) путь Рубанова показывает, что некое соединение личного опыта и плодов сдержанного воображения дают отличные результаты. «Сажайте, и вырастет», «Великая мечта», «Иод» с одной стороны и развившаяся, благодаря «Хлорофилии», «Живой земле», фантазия с другой.
Тем же путём, судя по всему, движется и Захар Прилепин. Его «Чёрную обезьяну» абсолютной удачей я назвать не могу, но это небесполезная попытка соединить реальность и вымысел, расширить творческий диапазон. И, может быть, вскоре мы получим именно от Прилепина произведение Большой литературы, по которому так истосковались…
Беда, что основная масса современных авторов или старается записать всё как было, или же фантазирует напропалую, не заботясь ни о фактической, ни о психологической достоверности.
Сергей Шаргунов упорно пытается создать свою биографию. Не стать кабинетным человеком, а тем более кабинетным писателем. В ранней книге «Ура!» он очень ярко продекларировал то, как и зачем хочет жить. Книга стала вехой в нашей литературе, не смотря на то, что раздалось немало голосов, что это вообще не литература… После «Ура!» вышло немало повестей и рассказов, то явно автобиографических, то почти фантастических. Последняя вещь – «Книга без фотографий» – в некоторой степени возвращает нас к «Ура!». Шаргунов вновь повествует от первого лица, героя зовут «Сергей Шаргунов», взята и излюбленная форма – главки-рассказы, соединённые не столько сюжетом, сколько героем-повествователем. Много внимания уделено детству героя, пришедшемуся на закат советской эпохи.
Жанр книги определить сложно. Это и не проза в чистом виде (как, кстати, и «Ура!»), но и не документалистика, хотя автор, кажется, предельно откровенен (впрочем, кое-где явно не договаривает всю правду), а если и обманывает читателя, то, скорее всего, неумышленно (спутав, например, кедровую шишку с еловой).