— Я родился в 1894 году в Рангуне, — внезапно сказал старик. — Мой отец был индус, но католической веры. Поэтому меня и назвали Бернардом. Мой отец был солдат Индийской армии. Он всю жизнь был солдатом — если не ошибаюсь, завербовался в Мадрасе в 70-х годах. Служил в двадцать шестом Мадрасском пехотном полку. В 1888-м его часть перевели в Рангун. У меня был его портрет, но когда Бирму оккупировали японцы — несомненно, вы слышали о войне с японцами — все наши пожитки были разбросаны, и очень много вещей мы потеряли.
Он был рад поговорить, рад, что у него нашелся слушатель. Его не надо было подзадоривать вопросами. Он старался говорить по-английски без ошибок. Теребя узел на коленях, старательно припоминал нужные союзы и частицы, а я, кутаясь, был благодарен, что от меня ничего не требуется — достаточно было лишь иногда кивать в знак интереса к его рассказу.
— Рангун я почти не помню: когда я был совсем маленьким, мы переехали в Мандалай. Начиная с 1900 года я помню практически все. Мистер Макдауэлл, мистер Оуэн, мистер Стюарт, капитан Тейлор — под их командованием я работал. Я был старшим поваром в офицерской столовой Королевской артиллерии, но я не только готовил еду — я делал все. Объездил Бирму из конца в конец, жил и на базах, и в лагерях, если проводились учения. Я считаю, что у меня хорошая память. Например, я помню день, когда умерла королева Виктория. Я учился во втором общем классе в Школе Святого Ксаверия в Мандалае. Учитель сказал нам: «Королева скончалась, поэтому сегодня уроков не будет». Мне было… сколько мне было?… семь лет. Я хорошо учился, всегда делал уроки, но когда окончил школу, мне было некуда пойти. В 1910 году мне было шестнадцать. Я подумал: «Надо устроиться на железную дорогу». Я хотел стать машинистом. Хотел водить паровоз по Верхней Бирме. Но я разочаровался: нас заставляли носить уголь в корзинах на голове. Очень тяжелая работа, вы просто вообразить не можете, какая тяжелая, — и в жару, — а начальником над нами был некий мистер Вэндер, англоиндиец[30]. Конечно, он все время на нас кричал; на обед давали пятнадцать минут, но он и тогда кричал. Он был толстый, очень недобрый к нам человек. Тогда на железной дороге работаю много англоиндийцев. Точнее, большинство были англоиндийцы. Я воображал, что буду водить паровоз, а сам таскал уголь! Работа была мне не по силам, и я сбежал.
Я устроился на кухню в офицерскую столовую Королевской артиллерии. И новая работа мне очень понравилась. У меня еще сохранились документы с печатью «RA» — «Royal Artillery». Сначала я помогал повару, потом сам стат поваром. Фамилия повара была Стюарт. Он меня Научил разными способами резать овощи, научил готовить салат, фруктовый коктейль, бисквиты со сливками и все виды жаркого. Это было в 1912 году — самое лучшее время для Бирмы. Здесь больше никогда не будет так хорошо. Еды было полно, все было дешево, и даже когда началась Первая мировая война, все было в порядке. Мы в Бирме и не знали о Первой мировой войне; мы ничего не слышали — не чувствовали, что идет война. Только я знал немного, из-за моего брата. Он воевал в Басре — наверно, вы знаете такой город, это в Месопотамии.
Тогда я получал двадцать пять рупий в месяц. Кажется, что мало, верно? Но знаете, мне хватало на жизнь десяти рупий. Остальные я откладывал, а потом купил ферму. Когда я шел за жалованьем, мне выдавали один золотой соверен и ассигнацию в десять рупий. Золотой соверен равнялся пятнадцати рупиям. Я вам расскажу, как все было дешево: рубашка стоила четыре анны, продукты были в достатке, мы жили прекрасно. Я женился, у меня родилось четверо детей. Я работал в офицерской столовой с 1912 года по 1941-й, пока не пришли японцы. Я любил свою работу. Все офицеры знали меня и, мне кажется, уважали. Они сердились лишь если была задержка: все надо было подавать вовремя, и, конечно, если было опоздание, они сильно злились. Но никто из них не был со мной груб. В конце концов, они были офицеры — британские офицеры, понимаете — и у них был свой кодекс поведения. Все эти годы, когда они выходили к столу, они одевались в парадную форму по первому разряду, а иногда на обед приходили их жены или гости: мужчины в смокингах, дамы в вечерних платьях. Красивые, как бабочки. У меня тоже была униформа: белый пиджак, черный галстук, мягкие туфли — вы знаете, есть такие мягкие туфли, от них не бывает шума. Я мог войти в комнату, и меня никто не слышал. Таких туфель, бесшумных туфель, больше не делают.