Когда Борхес смеялся, на его лице появлялось какое-то притворно-жалобное выражение, словно он сам себя передразнивал. Он тут же просиял:
— Они считали себя коренными жителями! Я как-то подслушал, как одна негритянка говорила аргентинке: «Зато мы сюда не по морю приплыли!». Она подразумевала, что считает испанцев иммигрантами. «Зато мы сюда не по морю приплыли!»
— Когда вы это слышали?
— Много-много лет назад, — сказал Борхес. — Правда, негры были хорошими солдатами. Они участвовали в Войне за Независимость.
— Как и в Штатах, — сказал я. — Но у нас очень многие воевали на стороне британцев. Британцы обещали им свободу за службу в пехоте. На юге один полк был поголовно из чернокожих — их звали «Эфиопы Лорда Данмора». В итоге их занесло в Канаду.
— Наши черные выиграли битву при Серрито. Это они сражались с Бразилией. Отличные были пехотинцы. Гаучо воевали в конном строю, а вот негры верхом не ездили. Был целый полк — Шестой. Его назвали не «полк мулатов и черных», а «полк коричневых и темнокожих». Чтобы не обидеть. В «Мартине Фьерро» их называют «люди смиренного цвета»… Но довольно, довольно. Давайте почитаем «Артура Гордона Пима».
— Какую главу? Может, ту, где приближается корабль с множеством трупов и птиц?
— Нет, я хочу последнюю. Про мрак и свет.
Я прочел последнюю главу, где течение выносит лодку в Атлантический океан, вода становится все теплее, а потом совсем горячей, сверху сыплется белая пыль, клубы пара, появление исполинской белой фигуры. Борхес иногда прерывал меня, произнося по-испански: «Прелестно», «Замечательно» или «До чего же прекрасно!».
Когда я закончил, он сказал: «Прочтите предпоследнюю главу».
Я прочел двадцать четвертую главу — Пим сбегает с острова, за ним гонятся разъяренные дикари, яркое описание головокружения над бездной. Этот длинный страшный пассаж привел Борхеса в восторг, и в финале он захлопал в ладоши.
— А теперь — может быть, чуть-чуть Киплинга? — сказал Борхес. — Не поломать ли нам голову над «Миссис Батерст» — посмотрим, хорош ли это рассказ?
Я сказал:
— Признаюсь, «Миссис Батерст» мне совершенно не нравится.
— Хорошо. Должно быть, вещь никудышная. Тогда «Простые рассказы с гор». Прочтите «За чертой».
Я начал читать; на месте, где Бизеза поет англичанину Треджаго любовную песню, Борхес прервал меня и сам продекламировал:
— Мой отец часто читал это вслух, — сказал Борхес. Когда я дочитал рассказ, он сказал: — А теперь выберите сами.
Я прочел ему историю курильщика опиума — «Ворота ста печалей».
— Как грустно, — сказал Борхес. — Ужасно. Человек ничего не может поделать. Заметьте, Киплинг повторяет одни и те же фразы, вещь бессюжетная — но чарующая. С этими словами он начал хлопать себя по карманам: — Который час? Вытащил свои карманные часы, коснулся стрелок.
— Половина десятого. Нам надо перекусить.
Возвращая том Киплинга на место (Борхес предупредил, чтобы я ставил книги туда, откуда взял), я спросил:
— А свои вещи вы когда-нибудь перечитываете?
— Никогда. Своими книгами я недоволен. Их значение страшно раздуто критиками. По мне лучше уж читать — он качнулся к стеллажам, словно хватая что-то руками, — настоящих писателей. Настоящих. Ха!
Обернувшись ко мне, он сказал:
— А вы мои вещи перечитываете?
— Да. «Пьер Менар»…
— Это был первый рассказ, который я написал в своей жизни. Тогда мне было лет тридцать шесть — тридцать семь. Отец мне сказал: «Много читай, много пиши и не торопись печататься» — так и сказал, дословно. Лучший рассказ, который я написал, — «Злодейка». «Юг» тоже неплох. Всего несколько страниц. Я лентяй — несколько страниц, и все, я закончил. Но «Пьер Менар» просто шутка, а не рассказ.
— Когда-то я задавал моим студентам-китайцам на дом прочесть «Стену и книги».
— Китайцам? Наверно, они находили там множество ляпов. Я в этом уверен. Это пустяк, его и читать не стоит. Пойдемте покушаем.
Он взял с дивана в гостиной свою трость. Мы вышли на лестничную клетку, спустились вниз в тесном лифте и через литые чугунные ворота вышли на улицу. Ресторан был за углом — я не приметил его вывески, но Борхес знал дорогу. Итак, меня вел слепец. Идти по Буэнос-Айресу с Борхесом — все равно, что по Александрии с Кавафисом или по Лахору с Киплингом. Этот город принадлежал Борхесу, а сам Борхес внес вклад в то, чтобы этот город выдумать.