Почему я не помню, как бегал в Афинах, ведь там все куда-то бегут? Очевидно, моей памяти трудно запечатлеть движение, она обездвиживает лица на манер фотоаппарата. Мои воспоминания — словно машины на автостоянке.
Я прочитал том, опубликованный в 1963 году к тысячелетию Афонской общины, — в него входят статьи профессоров византийской истории, богословия, архитектуры, живописи, как греческих, так и иностранных. Один текст подписан бывшим мирским губернатором Афона, неким Константопулосом, который утверждает, что дела современного мира идут все хуже и хуже и что понятие прогресса есть измышление Сатаны. Он обличает эгоизм, гедонизм и скептицизм современного человека, который неспособен услышать глас Божий, очистить свое сердце, чтобы узреть в нем, как в зеркале, отражение божественного лика. Единственное интересное замечание в его статье, к счастью, довольно краткой, состоит в том, что византийские иконы — на самом деле окна, которые открываются в другой мир, бесконечно более светлый, чем наш.
Первый монастырь, названный Великой Лаврой (слово «лавра» означало в византийскую эпоху «монастырь», а во времена Античности — «агора»), был построен в 963 году святым Афанасием Афонитом на средства, предоставленные его большим другом, императором Никифором Фокой, которого, несмотря на этот благочестивый жест, ожидал печальный конец. Он был убит своим племянником, Иоанном Цимисхием, с помощью жены, я хочу сказать — жены Никифора, которую звали Феано, как и мою преподавательницу[7]. Монахи, видимо, от самого Афанасия научились приспосабливаться к любым обстоятельствам, ибо этот святой человек перенес на нового императора дружбу, которую питал к предыдущему, и сумел получить от него деньги, которых ему недоставало для завершения строительства монастыря.
К тому времени на Афоне уже обосновались несколько монахов, но они не были организованы в общины, жили в полнейшей изоляции и были людьми неприметными. Святую Гору еще предстояло изобрести. Афанасий не удовлетворился сооружением колоссального здания. Он построил также больницу, гостиницу, порт и приобрел корабль, чтобы развивать коммерческие связи своего учреждения с внешним миром. Изобрел множество новых ремесел, например, монаха-купца, монаха-моряка, монаха-земледельца. Он считал, что успех монастыря оценивается его процветанием. И до конца своих дней не переставал выпрашивать дары и покупать земли.
Этот дальновидный предприниматель был также автором значительного духовного труда. Он первым определил, согласно рекомендациям святого Василия Кесарийского, правила общинной жизни, уже тогда настаивая на том, о чем старец Иосиф позже будет неустанно твердить в своих письмах: правильное функционирование монастыря зиждется на подчинении монахов своему игумену. Афанасий поощрял пост, слезы, но не одобрял, чтобы иноки сами на себя налагали телесные наказания.
Что еще можно о нем сказать? Что он родился в Трапезунде, при крещении получил имя Авраамия и что ему нравилось ребенком играть в отшельника? Что одно время он занимался переписыванием церковных текстов своим прекрасным почерком? Что умер в 1001 году, упав с лестницы? Что его труп кровоточил три дня подряд? Что через некоторое время после своей смерти он явился художнику, который писал его прижизненный портрет, и попросил закончить?
Великая Лавра быстро приобретает известность как на Востоке, так и на Западе. На полуостров прибывают монахи из Италии и Армении. Строят новые монастыри, организованные согласно принципам Афанасия, не менее внушительные, чем его собственный, и уже не только грекоязычные. Иверский монастырь финансируется богатой семьей из Иверии, как тогда называлась Грузия. Чуть позже болгарские, сербские, русские монахи заселят монастыри Зографу, Хиландар и Святого Пантелеймона. Во время раскола Церквей в 1054 году Афон уже осенен ореолом религиозной столицы. Историк Николас Своронос отмечает, что византийские императоры благоприятствовали созданию такого центра, чтобы упрочить свое положение на Балканах. Теряя территории на востоке, Византия пыталась приобрести их на западе.
«Своей притягательностью, — пишет другой историк, француз Жак Бомпэр, — Святая Гора обязана тому факту, что она переносит нас в другое время, в XIII или XIV век». Это хорошие века для монахов, они продолжают процветать, несмотря на ежегодные налеты турецких пиратов и вопреки злодейским грабежам крестоносцев и каталонцев в начале XIII и XIV вв. соответственно. Как можно догадаться, их ярость против Папы только растет: большинство решительно противится унии православных и католиков, предложенной императором Михаилом Палеологом и поддержанной Лионским собором в 1274 году. Землетрясение, разрушившее прозападный монастырь Ксиропотам, они приписывают Божьему гневу.