— А вам случалось присутствовать при каком-нибудь чуде?
Он обвел холл глазами, словно желая удостовериться, что мы и вправду одни.
— Не знаю, было ли это чудо… Как-то вечером в католиконе монастыря Ставроникита я увидел, как пламя всех свечей наклонилось к иконе Богородицы. Двери были закрыты, ни малейшего сквозняка. Я поговорил об этом с одним монахом, и он сказал, что такое время от времени случается и что это предвестие какой-нибудь вселенской драмы. На следующий день американцы начали бомбить Ирак.
Я натянул на голову пакет. Он был такой пахучий, что казалось, будто я попал в кондитерскую. Я побежал к площади Аристотеля, которая всего в двух кварталах от гостиницы. Бег доставил мне особую радость, словно я сомневался, что еще способен на это. Но, добежав до берега моря, вконец запыхался. Я решил, что это из-за мешка, который постоянно сползал мне на нос. В общем, морскую границу Фессалоник я увидел из горловины мешка. Берег тянулся до самого горизонта, слегка загибаясь вправо. Белая башня, которая находится на набережной и похожа на шахматную ладью, — последнее свидетельство бурного прошлого. Я повернул налево. Площадь окружена прекрасными аркадами, которые опираются на толстые гладкие колонны с капителями в византийском стиле. Я сел возле большого окна в первом же попавшемся кафе.
У меня возникло ощущение, будто я нахожусь на самом краю реальности, будто городу вокруг меня не хватает одного измерения. Хотя ему не хватало просто жизни. Кафе было совершенно пустым. Снаружи — тоже никого. Навесы над столиками террасы казались какими-то линялыми. «Поблекли, как краски в памяти Навсикаи». Я позвонил ей на мобильный. София еще не вернулась из Араховы.
— Вы выпили ваш апельсиновый сок?
— Сейчас выпью.
На что похожа темнота, которую видит Навсикая? На черную ночь? Или она еще чернее — как та, что царит в морских глубинах?
— Мне приснился сон. Я пыталась что-то осознать, и что-то мне мешало. Я пыталась примирить какие-то две вещи, которые, вероятно, не были созданы для того, чтобы соединиться. Мне снился сон о невозможном… Где вы сейчас?
— На площади Аристотеля.
— Философ ведь родился в этих краях?
— Да, в Стагире, на Халкидике, но жил, в основном, в Афинах. Он был учеником Платона.
— И наставником Александра Великого.
Официантка принесла мне кофе.
— Он вам еще нужен? — спросила она, показав глазами на мой пластиковый мешок.
Я знаком дал понять, что хотел бы его оставить.
— Не люблю думать о том, чего я не сделала — о городах, в которых не побывала, о книгах, которые не прочитала, — продолжила Навсикая. — Я прожила жизнь, ограничивая себя, сама не понимаю, зачем. Возможно, я была глуповата. Так что не тратьте ваше время попусту. Это все, что у вас есть, причем не так уж много.
Она отключилась, не дав мне времени ответить. Хотя что я мог сказать ей? Снова зазвонили колокола всех восьмидесяти городских церквей. Полдень. Площадь не замедлила оживиться. Пространство под аркадами заполнили семьи, пожилые люди, ватаги подростков. К своему удивлению, я узнал среди прогуливавшихся давешнего монаха с его юным спутником. Они тащили за собой два больших черных чемодана на колесиках. Молодой человек тоже был одет в черное — в черные брюки и черный пиджак. Я предположил, что они направляются в церковь святого Димитрия, чтобы поставить свечку. Второй телефонный звонок заметно улучшил мое настроение. Я позвонил Копидакису, но наткнулся на его мать. Сына не было дома, но он наверняка говорил ей обо мне.
— Почему бы вам не зайти пообедать с нами? Познакомитесь с моим мужем, он многое может рассказать об Афоне.
Вроде бы я говорил Минасу только о своей курсовой. Но я охотно принял приглашение. У меня оставалось еще два свободных часа. Я решил больше не убивать время в кафе, а сходить в Археологический музей. Дождь немного поутих, но я все-таки снова напялил на голову свой пакет, прежде чем выйти наружу. Какой-то элегантный мужчина в зеленом плаще держал в руке крест из молодых пальмовых листьев. Я и забыл, что на Вербное воскресенье в церквах во время службы раздают такие кресты.
В музее я обнаружил олимпийских богов — Зевса, Деметру, Афину, Аполлона, Гермеса, а также Асклепия, сына Аполлона, но все они, к несчастью, были безголовые. Вид этих статуй огорчил меня так же, как вид статуи эфеба из департамента подводной археологии. Кто привел их в такое состояние? Может, апостол Павел, посетивший Фессалоники в 49 году по Рождестве Христовом? Правда, большая часть из них относилась к более позднему времени. Тем не менее я был уверен, что порча статуи Афродиты, созданной во II веке по Рождестве Христовом, была делом рук какого-то новообращенного христианина. Нежное тело богини — грудь, ягодицы и особенно пах — сохранило следы многочисленных ударов, нанесенных железным орудием. Отметины были достаточно глубокие и бросались в глаза издалека. Я опять вспомнил о нападении монаха на статую в министерстве культуры.