Неожиданно, некстати совсем, в сознание закопалась до жути вероломная мысль. А что если… если бы Кэри не вмешался тогда в бордель-кафе, и ванну бы я сейчас с Флетчером принимала, толстым, лысым и обкуренным? Поблагодарить мучителя моего, что ли…
Хотя, кто из этих двоих хуже, это еще поспорить можно. Накупил мне вибраторов всяких, наручников… Ну, он хотя бы не лысый. А волосы у него, между прочим, мягкие. Женским шампунем, небось, моет…
Пены вокруг становилось все больше. Мне от этого с каждой секундой было легче, и наконец хватило смелости отползти подальше, по возможности вообще не касаясь Ланкмиллера.
Я принялась, демонстрируя отрешенность, пальцем в пене круги выводить. Неуютно было и страшно немного. Хотелось эмоционально оградиться от ситуации как можно сильнее. Как будто это не со мной все, это не я.
В пузырьках разноцветными огоньками отражались лампочки.
– Кику? – голос у Ланкмиллера недовольный был, но с оттенком смутной заботы. Я вскинула голову, вырванная из своего. – Ты меня боишься?
– Ну… нет.
– Тебе настолько противно?
– Вот идиот же, – пробормотала я, подтягивая колени к животу, – стесняюсь я. Если помнишь, к тебе попала вообще девственницей, обнаженного мужеского тела в непосредственной близи никогда не видывала. Сечешь, к чему клоню? Сколько бы разврата на моем веку не встречалось, ну не могу я так сразу…
– Ах, вот оно… – он вдруг расплылся в улыбке довольного извращенца. – Не огорчайся, к этому быстро привыкают. Сядь ко мне лицом.
К нему лицом?! Да я практически на его член села… У-у-у… Тут и места-то особо нет…
Я нарочно поерзала, устраиваясь поудобнее, а потом укоризненно уставилась в лицо Кэри. Полюбуйся на мои помидоровые щеки, «хозяин».
Ланкмиллер невозмутимо откуда-то из пены мою руку выловил и положил себе на грудь. Чуть не вскрикнула. Вот чуть-чуть. Нервы. В психушку бы мне давно.
Ну… Похоже, он ждет от меня чего-то, и настойчиво, между прочим.
Я по очереди жевала то верхнюю, то нижнюю губу, аккуратно, кончиком указательного пальца, принявшись вместо пены, затейливо-кривые круги на его коже выводить, и готовая в любой момент руку одернуть, как от кипятка. Но он наблюдал спокойно, ничего не говорил и не делал. Так что постепенно я осмелела и уже всей ладонью изучала его грудь, иногда спускаясь к животу, но строго не ниже.
В конце концов Кэри прыснул.
– В чем дело? – я чуть было не добавила «засранец».
– Прости… У тебя просто вид был такой сосредоточенный…
– Ну все, лопнуло терпение, – я попыталась вылезти к чертям, но Ланкмиллер ухватил меня за руку и вернул обратно.
– Стоять, – он с полочки у ванной мягкую пушистую мочалку достал и, усадив меня на прежнее место, намыливать принялся, медленно и старательно, начиная от плечей.
И вид у него был такой отстраненный, будто, он о чем-то своем, вообще со мной не связанном, думает.
Руки, живот, а когда до груди добрался, хмыкнул придирчиво:
– М-да, сисек у тебя, знаешь ли…
– Заткнись, – неожиданно рявкнула я. – Сам выбирал!
Нет, ну еще жаловаться будет! Сучка.
– Ну их же почти нет совсем… – примирительным тоном заметил Ланкмиллер, продолжая свое дело.
– Нет, есть! – заупрямилась я. – Внимательней посмотри!
Ох, ну зачем вот, Розмари? Тебе хочется, чтоб он на тебя пялился, как баран на новые ворота? Кэри хуже всяких баранов, даже ближе придвинулся. Близорукий, что ли?
Ланкмиллер вдруг обхватил губами сосок, лизнул, потом, по-прежнему не выпуская изо рта, принялся легонько посасывать. Кровь в голову ударила.
От неожиданности, я даже указательный палец закусила, подавляя рваный, настырно рвущийся из груди вздох, и знатные усилия прикладывая, чтобы снова на своего «хозяина» не свалиться. Ну, плечи я ему поцарапала здорово.
– Чего дышишь так? – Кэри отстранился.
– Отвали, – только и буркнула я.
Он к этому философски отнесся. Простил, то есть. Ладно, потом воздастся мне за все, чую же.
– В душ пошли, в пене все, – скомандовал Ланкмиллер, помогая мне выбраться на этот раз. Чтоб предотвратить неприятные эксцессы.
А я уставилась ему куда-то на грудь, пока горячие упругие струи хлестали по волосам и плечам, смывая многочисленные мелкие пузырьки. Кэри напряженно вздохнул:
– Кику. Ты не кукла. Ты наложница. Это значит, когда возникает неловкая пауза, надо ее чем-то занять, а не бестолково на меня пялиться.
Да вашу ж мать, а.
В сознании мутилось. Меня просто с головой и всеми остальными потрохами медленно и неотвратимо захватывал приступ бетонного похуизма.
О том, что сделаю сейчас – пожалею. Но с другой стороны, если трахнусь с ним как следует, больше доверять начнет.
Я позволила взгляду спуститься ниже, изучая Ланкмиллера уже совершенно бесстыже и во всех деталях.
Губы скользнули вверх по его ключице, осторожно стирая капельки воды с кожи, но Кэри явно чего-то более жаркого ожидал. Нетерпеливо вздохнув, он заставил меня уткнуться лицом в мокрую и чуть прохладную стенку. Подозревая – да тут только ежик северный не догадается – что меня впереди ожидает, я оперлась нервно стиснутыми кулаками о скользкую поверхность плитки и зачем-то попыталась восстановить дыхание. Без толку же. Его ладони скользнули по талии, остановившись на бедрах. Засос мне на шее поставил, мать вашу…
Я интуитивно расслабилась, позволив Ланкмиллеру вести ситуацию. Вот теперь он во мне до отказа, а я вообще, черт возьми, ничего не вижу, нетерпеливо подаваясь навстречу. Ладно, вынуждена признать, это приятнее, чем самоудовлетворение раз в десять. Он такой большой, горячий, внутри…
Я измучено заскулила. Ну что замер, самому разве не… Кэри понял без лишних уточнений. Да и какие к черту уточнения, когда я и слова-то выдавить…
Первые несколько толчков были какие-то беспорядочные, потом Кэри задал постоянный ритм. Я только тихонько постанывала, выгибаясь все больше и честно стараясь подстроиться. Абсолютная, исступленно-горячая эйфория затопляла с головой, так что от мыслей только пустые бессмысленные полу-обрывки и остались.
Дышать совершенно нечем.
Сейчас я просто сдохну.
Трахаться в душе охуенно, конечно. Но я больше не хочу, чтобы это повторялось, больше не хочу, чтобы мне это нравилось. И зависимости не хочу.
Кровать у Кэри была большая и мягкая. На полу валялись махровые полотенца, надобность в которых уже отпала. Ланкмиллер мне простенькие белое платье выделил на ночь, ничего другого подходящего в его шкафу не нашлось. Сам сейчас лежал рядом, бездумно уставившись в потолок. То ли отходил еще, то ли размышлял о чем-то. Я-то уже не чаяла поскорее исчезнуть и остаться хоть немного наедине с собой. Относительная близость мучителя такой возможности решительно не давала.
Я, отвернувшись, перекатилась на самый край кровати и негромко поинтересовалась оттуда:
– Так если грудь моя тебя не устраивает, зачем взял тогда? Вон сколько у тебя этих… своих…
– Отцовских, – мгновенно поправил Кэри, – он их всех сам выбирал, сам же подгонял под свои привычки и предпочтения. Ты единственная в полном смысле моя.
– Угу. И ты все два года ждал, пока Чейс Тейлор проиграется тебе в покер-шмокер, чтобы обзавестись своей?
– Руки не доходили. Все эти два года ушли на то, чтобы выяснить, что отец устроил в доме настоящий гадюшник. Посмотри на них – стервы. Тошно. Ты, конечно, тоже такой станешь со временем.
– Почему это? – обидно как-то даже.
– Потому. Стоит только здесь пожить; весь воздух отравлен насквозь. Я уехал бы. Но дела, – Ланкмиллер говорил будто и не мне, а потолку своему.
– Сексозависимость.
– М-м?
– Сексозависимость, а не дела, – проворчала я, сжимаясь в комочек.
– Ну знаешь, такое иногда случается. Если растешь в гареме, – с приторно-напускной лояльностью пояснил он. – Но возвращаясь, к задетой теме: я не прогадал. Знаешь, ты стонешь так… эротично, но не пошло. Возбуждает куда сильнее, чем крики здешних развратниц. – Договорился. Сам развратник. – Даже несмотря на размер груди, мне нравится твое тело. А еще нравится твоя реакция на все вокруг происходящее.