Тюремщик заплакал.
Крысиный лев вставил хвост в замочную скважину, и дверь отворилась.
- С ним надо что-то сделать, - указал Буратино на рыдающего надзирателя. - Он побежит и выдаст нас.
- Это уже не наши хлопоты, - отмахнулся крысиный лев. - Без хвоста он никуда не побежит: его загрызут свои же. По крысиному обычаю.
Отобрав у надзирателя форму, беглецы двинулись дальше. Издали их можно было принять за конвоира и заключенного. Но эта была только мера предосторожности, поскольку они вовсе не собирались проявлять чудеса храбрости и понапрасну искушать судьбу.
- На смертную казнь ты уже себе заработал, - мрачно поставил в известность товарища крысиный лев. - И если угодим в лапы Госстраха, нас тут же сожрут по просьбе трудящихся. А тебя распилят на циркулярной пиле, как врага народа.
- Но я вовсе не враг народа! - огрызнулся Буратино. - Я его избранник! И к тому же как сказочный герой, я бессмертный не меньше товарища Кощея.
- Н-да, - недобро окрысился бывший шпион. - Пора знать, не маленький: все население Страны Дураков состоит из врагов народа. И делится на две части: на тех, кого разоблачили и обезвредили, и на тех, кого еще предстоит разоблачить и уничтожить.
- А кто же тогда народ? - удивился депутат.
- Толстяки! - внушительно поднял палец крысиный лев. - Впрочем, по дороге все узнаешь.
Так друзья перешли на "ты" - опасности всегда сближают.
Как профессиональный разведчик и отпетый головорез, крысиный лев размышлял не о папе и маме, не о далеком детстве, а лишь о том, как в кратчайший срок и с наименьшей опасностью выполнить поставленную задачу. Им двигало одно-единственное желание - отомстить бывшим товарищам по работе. Сделать это можно было, захватив власть над Центральным Компьютером, в памяти которого хранились сведения о всех злодействах Госстраха, и передав их тем, кто жаждал перемен. Он прекрасно продумал каждый шаг своего опасного замысла, но посвящать в него Буратино не стал. Проще всего было сразу избавиться от депутата. Но он был бессмертен из-за своей популярности. И волей-неволей его приходилось тащить с собой. Жалкая деревянная кукла, сброшенная ему смеха ради в зиндан, однажды уже оказалась подарком судьбы. Добрую службу она могла сослужить и вторично. И генерал по тактическим соображениям решил не сбрасывать этого со счетов. Буратино как государственный деятель мог оказывать ему услуги и в будущем. Поэтому опытный шпион направлялся теперь в одно потайное местечко, где его ожидала короткая передышка, а народного депутата - путь на волю. Дурацкое везение депутата нужно было использвать до конца.
Путь к избавлению оказался прост до крайности. Достаточно было проникнуть через вентиляционную шахту в насосное отделение, чтобы по широким жестяным трубам, подвешенным под сводами пещер, скрытно пробираться в любом направлении. Первым двигался крысиный лев. Ориентировался он прекрасно. Мало того, что его красные глаза видели в кромешном мраке не хуже кошачьих, так он еще ощупывал путь впереди себя белыми толстыми усами и бровями. Редкие и толстые, они торчали в разные стороны, упираясь во все раньше, чем разжалованный генерал успевал приложиться к преграде лбом. На этих жестких волосищах он скользил вдоль извилистого пути, словно трамвай на дуге или троллейбус на штангах. За ним следовал Буратино, и это несколько усложняло передвижение. Поначалу он гремел локтями и коленками, а когда их обмотали тряпьем, обнаружилось новое неудобство. Буратино то и дело колол шпиона острым, как шило, носом пониже спины, и тот проклинал день, когда шарманщик выстрогал сыночку столь опасное украшение лица. У белой крысы не раз чесались лапы хоть немножко его пообломать. Но она ограничилась тем, что просто свернула депутату башку немного набок.
Крысиный лев знал свою задачу отлично. И невдолге беглецы вышли в точно назначенное место. Это был учебный центр руководства партии и правительства. Здесь проходило подготовку командование Главстраха и любимого детища Страны Дураков, а также оболванивали тех, кто по долгу службы оболванивал подчиненных и остальное население. Стены учебного центра, словно в сортире, были сплошь покрыты лозунгами, с той только разницей, что выполнены были гораздо аккуратнее, чем это делали туалетные писаки. На лозунги и транспаранты денег в Стране Дураков не жалели, равно как и на торжественные фабричные, заводские и паровозные гудки. Оттого и поговаривали, будто весь пар в стране уходит в гудок, и по этой причине паровозы и пароходы стоят на приколе. Среди лозунгов выделялись несколько. Они сразу бросились Буратино в глаза. "Наши чудеса самые чудесные в мире!" - гласил один из них. "Наш карлик - самый высокий в мире!" - хвастался другой. "Наш прогрессивный паралич - самый прогрессивный паралич в мире!" - заявлял третий.
- Не глазей по сторонам! - предостерег разжалованный генерал. - Если ты будешь это читать, то сбрендишь. Я сам когда-то сочинял подобную чушь. Так меня потом полгода лечили от нервного расстройства. На нашем языке сочинение подобной отравы называется "накручиванием мозгов на карандашик".
Буратино попробовал выбросить прочитанное из головы и с ужасом убедился, что это уже невозможно. Эти фразы прочно засели в его деревянной башке из пробкового дуба. И звучали в ней на все лады помимо его воли. Он на личном опыте удостоверился, что с помощью такой чуши собачьей можно действительно "накрутить мозги на карандашик".
- А каковы признаки этого нервного расстройства? - испуганно проблеял народный депутат.
- Прежде всего расстройство зрения и слуха, - запросто объяснил бывалый друг народа. - Слышишь то, чего не видишь. И наоборот. А если будешь об этом трепаться, тебя расстреляют как бешеную собаку. А свыкнешься - будешь жить, поживать и деток наживать. Больше в Стране Дураков наживать нечего. Кроме неприятностей, болезней, синяков и шишек.
От такой перспективы Буратино заметно приуныл. Он еле поспевал за своим провожатым, не смея от пола даже глаз поднять. Опасность потерять рассудок была слишком велика. Миновав анфилады залов рисованной пропаганды в ее лучших образцах, беглецы оказались в аудиториях пропаганды звуковой. Буратино не сразу заметил, что в них полным-полно слушателей. Крысы, толстяки и деревянные солдаты офицерского корпуса не шелохнувшись внимали каждому слову. А они описывали счастливую жизнь Страны Дураков. После внезапного открытия депутат остолбенел - ему казалось, что они разоблачены. Но белая крыса силой потащила его дальше.
- Да они, как глухие тетери, ничерта не видят, - успокоила она. - От этой ахинеи уши вянут, - обратила она внимание народного депутата. Слушать такую ложь в обычном состоянии невозможно. Усваивать ее приноровились во сне. А поскольку спать идеологическим работникам во время занятий запрещается, то они идут на хитрость: рисуют себе глаза на веках. Спят за милую душу, а со стороны кажется, будто таращатся, как надо. Их выдает только то, что они не моргают во сне. Но преподаватель спит точно так же. Просыпаются они в конце лекции. Поэтому пока в магнитофоне крутится пленка, нам бояться нечего. Но ты лучше закрой уши. Не то и тебя сморит в сон.
Несмотря на пропагандистский дурман, донимавший даже Буратино с его деревянной головой, беглецы продвигались довольно споро. Однако депутат скоро убедился, насколько серьезны были предостережения белой крысы. С ним явно что-то происходило. Временами он начисто переставал сознавать себя. Из памяти стирались имена, убеждения, цели. Временами депутату казалось, что он кружит вокруг да около, не в силах выйти из заколдованного места. Ему хотелось спать. Лечь, забыться и видеть счастливый сон: толстую жену с голубыми волосами, толстых деток, свиней с вилкой в спине и петрушкой в зубах, которые ходят за тобой следом и хрюкают: "Отведай хоть кусочек меня!", деревья и кусты с пирожными и плюшками на ветках и зеленый забор вокруг. "Нынешнее поколение дураков будет жить в счастливой Шлараффии!" мурлыкал удивительно знакомый голос - кажется, генерального секретаря партии толстяков. Буратино чувствовал, как им овладевает истома. Он ненавидел крысу, которая его тащила неизвестно куда и зачем. Но сопротивляться ей не было сил. В одиночку народный депутат ни за что бы отсюда не выбрался. Он бы наверняка задрыхнул на полдороге, убаюканный мощными волнами колдовства, которое легко пронизывало даже самые твердые головы.