— Ты куда смотрел, дурака кусок, — испуганно прошипела она. — Почему сразу не пришел?
— Дык это… по делам ходил.
Натка его дела немного представляла, у этих дел была длинная темно-рыжая коса и веснушки на носу. К счастью, девочки братьям нравились разные, а еще здесь девушки были другие, они и не подозревали, что бывает такая штука, как добрачный секс. Впрочем, они также не подозревали, что где-то на свете есть такие отъявленные мерзавцы, как Влад и Стас Орловы, которые способны продать снег чукче.
— Что здесь происходит? — громко спросила Натка, прищурившись и обводя своим «мегеровским» взглядом притихшую толпу.
— Мама, — расплылся в дебильной улыбке Станислав. — А я… ик! — нам денег заработал! — он гордо обвел рукой небольшую кучку меди на столе. — И работу… ик! нашел.
— Какую? — если бы голосом можно было убивать, на голову Стасика сейчас бы свалилась ледяная глыба.
— Сборщиком налогов, во!
Стасик развалился на стуле, глядя на мать с превосходством, и до того он был в этот момент похож на отца (все знают, что дети похожи на отцов в самые ужасные моменты), что Натке немедленно захотелось его убить. Впрочем, такое желание у нее возникало не один и не два раза в неделю, гораздо, гораздо чаще.
— Мытарем, стало быть…
— Не, мыть ничего не буду. Деньги собирать буду.
— Дамочка, ваш сын подписал бумаги, — нагло заявил капрал с рыжими усами, которого Натка уже успела приложить еще вчера коленкой ниже пояса. — Он свои жизнь продал нам.
— Продал? — похолодела Натка.
— Продал, проиграл… не важно. Он подписал контракт на двадцать пять лет.
— Он несовершеннолетний, — выдавила из себя Натка.
— Четырнадцать есть?
— Нет! — заорала женщина.
— Да, — закивал болван Стаська. Ведь врал, но зачем, зачем? Тоже мне, герой партизанского движения нашелся!
— Четырнадцати ему нет, он пьян и не соображает, — твёрдо сказала Ната. — Влад, тебе сколько лет?
— Тринадцать, — с готовностью ответил временно старший сын.
— Вот, а они близнецы.
— А вы, дамочка, все равно ничего не докажете, — нагло ухмыльнулся усатый. — Но я могу рассмотреть ваши аргументы в приватной обстановке.
Натка похолодела. Не понять, на что намекает усатый, было невозможно. Продавать себя ради детей ей еще не приходилось, но, видимо, когда-то надо начинать. С одной стороны, ничего, она не девочка, потерпит, а с другой — а какие у нее гарантии?
— Я могу вашему слову верить? — с достоинством выпрямилась женщина, почему-то вцепившись в палец, где много лет назад носила обручальное кольцо.
— Как стараться будешь, — похабно ухмыльнулся капрал, а потом протянул руку и пощупал Натку за грудь.
Бам-м-м! Оплеуху нахалу Натка выписала чисто машинально, и только потом поняла, что наделала.
— Что ж, значит, не договоримся, — довольно спокойно сказал усатый. — Тогда я вашего мальчика герцогу Лотрейну перепродам. Будет отрабатывать свою стоимость… задницей. Герцог любит мальчиков.
— Еще раз повтори, что ты сказал, — неожиданно раздался ледяной голос со стороны стойки.
Все обернулись. У стойки стоял красивый и мертвенно бледный альв. Губы у него дрожали, но рука, лежащая на рукоятке меча, была тверда.
— Уважаемый, это не ваше дело, — недовольно поморщился капрал. — Идите куда шли.
— Почему это не мое, мое.
— Да ну? И каким местом вы относитесь к этой женщине?
— Она моя жена, — неожиданно ответил альв.
Все ахнули.
— И давно? — шевельнул усами капрал.
— Я немного не так выразился, — поправился бледный альв. — Она моя будущая жена. Мы поженимся завтра поутру.
— Альвы не женятся на людях, — неуверенно сказал усатый.
— А я нетипичный альв, — отрезал блондин. — Мы поженимся, и дети перейдут под мою опеку. Им нет четырнадцати, они не имеют права заключать никакие договора без разрешения опекуна.
— Но карточный долг…
— Садись и сыграй со мной. Я не ребенок, которого напоили. И у меня есть деньги.
Натка, затаив дыхание, смотрела, как странный альв спасает ее сына. Она не совсем понимала, что он делает, но мешать ему не собиралась. Что угодно, только бы Стаську, дурачка, вытащить! К ней шагнул Владик и обнял мать за плечи. Натка устало к нему прижалась, радуясь, что хоть на мгновение кто-то принял ответственность на себя.
— Я не буду с тобой играть, — буркнул бордовый, как свекла, капрал. — Ты лжец и выдумщик. Просто заберу парня. Ничего ты не женишься.
— Серьезно? — вскинул брови альв. — Эй, в этой деревушке есть священник?
— Есть, — ответил ему хор нестройных голосов. — Позвать?
— Зовите.
Альв сел на стул, картинно закинул ногу на ногу и, не моргая, уставился на солдат. Натка тоже замерла. Народ волновался, перешептывался, но не расходился, ждали, чем вся эта странная история. Натка была здесь чужачкой, за нее никто бы не вступился, да и спорить с солдатами — себе дороже.
Но священника привели быстро, ничего не скажешь. И седовласый благообразный мужчина притащил с собой книгу записей, а значит — все серьезно. Видимо, по дороге служителю объяснили, что происходит, потому что он не стал задавать лишних вопросов, а сразу плюхнул свой талмуд на стол, достал чернильницу и перо и спросил:
— Как записывать молодоженов?
— Валенуэль Сизокрылый, родился в Валь-Шааде.
— Наталья Орлова, родилась в деревне Березоньки.
— Запись сделана в деревне Волковойня в месяце Зимоборе. Отныне вы муж и жена. Обменяйтесь… хм… а колец у вас и нету.
— А кольца нам и не надо, — серьезно ответил альв. — У альвов серьгами обмениваются. Наталья, у вас есть лишние, я видел.
В край охреневшая от такого радикального поворота событий Натка позволила снять у себя из хрящика правого уха один из гвоздиков. Альв же вынул из своего длинного уха золотое колечко, вытер его рукавом и вдел Нате в ухо.
Охренеть, охренеть, охренеть!
На лице у вменяемого Владьки тоже буря эмоций. Он вроде и понимает, что к чему, но рот все равно открыл.
— Вставь мне серьгу в ухо, — просит Валенуэль свою теперь уже жену, садится снова на стул и убирает волосы.
Ната послушно вставляет гвоздик в дырочку. Сердце у нее пускается вскачь. Все это настолько глупо, настолько не с ней, что осязание прохладного упругого уха под пальцами вызывает волну странного жара. Ната понимает, что краснеет, что такое невинное прикосновение вызывает далеко не невинные мысли: а что, если он захочет?..
Она отдергивает пальцы и смятенно смотрит на альва. Тот же устало прикрывает глаза и командует — будто он имеет на это право:
— Мальчика отнесите в постель, пусть спит.
И правда, Стасик уже сопел, лежа лицом на столе.
— Наталья, утром мы уезжаем, собери свои вещи, — равнодушно сказал альв, холодно оглядев присутствующих.
Финоген, доселе молча наблюдавший за происходящим, попытался было возразить, но тут же увял под надменным взглядом альва.
— Куда! — неожиданно рявкнул альв, когда Стаса потащили через кухню в Наткину каморку. — Наверх несите, в мой номер. Теперь это мой сын, будет ночевать со мной. А ты за ним присмотришь, да, сынок? — Валенуэль перевел суровый взгляд на Владьку и тот истово закивал головой.
— Иди ужинай, — неожиданно мягко сказал альв Натке. — Ты, наверное, за весь день не присела.
Натка помотала головой, потом кивнула — горло словно сжало тисками. Она совершенно не представляла, что сказать. Возможно, этот эльф псих, возможно — этот глупый поступок еще отольется ей горькими слезами, но, положа руку на сердце, спать с эльфом ей было бы гораздо приятнее, чем с усатым. К тому же Валенуэль действительно ее спас.
Она поднялась вместе с Владькой в большой светлый номер, радуясь, что альв выбрал самые дорогие комнаты. Здесь, кроме кровати, были еще два кресла, в одно из которых сгрузили Стаса.
Сама Натка опустилась в другое кресло и тут же поняла, что это было крайне опрометчивое решение. Ноги и руки немедленно налились чугунной тяжестью, а глаза закрылись сами собой.