Вначале дорога на Калканы вьется по ровному полю щебнистой пустыни, затем ныряет среди глиняных холмов. Калканы, серые, угрюмые и плоские, приближаются с каждой минутой. Внезапно в разрыве между ними показывается большой, остроконечный, яркий, почти оранжевый конус. Как пирамида раскаленного металла, он светится между серыми Калканами. Потом в ложбине открывается рощица туранги, за ней в самом разрыве другая, окруженная редкими кустиками саксаула[8]. Оранжевый конус вырастает и становится громадной песчаной горой, закрывающей горизонт пустыни позади Калканов.
В рощице глубокая тень от разнолистного тополя, полоска густых тростников, маленький бесшумный ручеек с прозрачной водой. После жаркой пустыни здесь особенно остро ощущаются приятная прохлада и влажный воздух.
Иногда деревья густо обвиты плетями травянистой «лианы» — ломоносом с белыми шапками пушистых семян. А немного дальше от ручья, по направлению к громадному песчаному бархану, длинной полосой протянулся редкий саксаульный лес, с тоненькими тенями, молчаливый и тихий под палящим солнцем. Вдали от ручья, на вершине желтого глиняного бугра, также зеленеют тростники, окруженные турангами. Но здесь воды нет; она под землей; ее, видимо, мало, и старая туранга уже не выдержала борьбы за воду, засохла и стала похожа на ведьму с распростертыми в стороны корявыми, узловатыми руками. На ярко-желтой глади подошвы громадной песчаной горы виднеются зеленоватые пятна белого саксаула и другого, также безлистного, кустарника песчаной пустыни — джузгуна. Не видно никаких животных, не слышно птичьих голосов, и весь этот большой мир с громадными «щитами черепах», странной песчаной горой и зеленым оазисом застыл в немом молчании, будто притаился, завидев неожиданных для столь безлюдного места посетителей.
Высоко над горами в сторону реки проносится стайка чернобрюхих рябков, исчезает за песчаной горой, и снова все тихо в пустыне. Внезапно до нашего слуха доносится какой-то глубокий, вибрирующий гул. Он растет, ширится, и будто земля в такт ему слегка колышется под ногами. Это не ветер, так как деревья неподвижны, ни один листочек на них не дрожит, и тростники застыли. Вдруг гул смолкает. Потом кажется, будто и не было его и только эта странная музыка пустыни почудилась. Может быть, это шум парохода? Но до реки, судя по карте, не менее 10 километров.
Нам очень понравился оазис, и особенно заросли саксаула. Вот где можно будет ближе познакомиться с этим деревом пустыни и изучить животный мир солнечного леса! В густой тени туранги разбили бивак, из тростника устроили мягкую подстилку для постелей, из камней — все остальное: два стола, очаг, сиденья.
Вечером на свет карбидного фонаря прилетели два больших блестящих жука-носорога, возле пламени крутится несколько бабочек. Потом начинает дуть ветер, туранга и тростник шуршат, звуки сливаются в непрерывный шепот, и опять раздается этот странный, глухой, вибрирующий гул, растет, ширится и смолкает. Его нельзя сравнить ни с чем, и неясно, с какой стороны он до нас доносится.
Ночью сквозь сон опять слышался гул, но он был слаб, и нельзя было угадать, явь это или сновидение. Потом нас разбудили шорох и чьи-то тихие шаги.
Ночь выдалась прохладная, ясная, звездная.
На новом месте всегда хочется поскорее осмотреться, узнать, что вокруг находится. В первую очередь влекла к себе громадная песчаная гора, но она казалась такой безжизненной и голой, что было решено в первую очередь забраться на Большой Калкан.
Ночью прошел редкий дождик. Утром тучи опустились на горы и закрыли вершину Большого Калкана. Потом вершина горы очистилась и чуть посветлела.
От ключа Калкан начинается пологими холмами из серого камня, прикрытого пластинчатым, как чешуйка, щебнем. Небольшие ущелья прорезают во всех направлениях эту холмистую часть Калкана. Вскоре я натыкаюсь на несколько торных тропинок. Они идут с вершин к ручью по хребтикам водоразделов почти независимо одна от другой и выбиты в твердом камне. Сколько тысячелетий они протаптывались? Домашние животные, пасущиеся стадом, не делают таких тропинок.
Начинают встречаться лежки горного барана. На месте лежки — кучки помета, по размерам которого нетрудно догадаться о возрасте животного. Лежек мало. Ныне архар стал редок, но его тропинки, высеченные в скалистом грунте острыми копытами, так же сохранились, как и рисунки на скалах.
Чем выше, тем изрезаннее холмы. Появляются обрывистые скалы с округлыми нишами выветривания. Ветер сглаживает контуры скал, придает им причудливые формы. Все чаще и чаще встречаются эти своеобразные творения ветра. Один камень как исполинская черепаха, высунувшая из-под щита тупую голову, другой похож на колоссального быка: его мощная шея натужена, голова опущена книзу и все тело застыло в страшном напряжении. А вот совсем фантастическая фигура: какой-то колдун с дикими глазищами, космами седых волос и жилистыми, когтистыми руками, упертыми в землю. Тут будто музей древних изваяний, музей скульптур художника-ветра.
8
Саксаул — пустынная древовидная безлистная солянка. Древесина его очень тяжелая, ломкая, не годится на поделки, но служит превосходным топливом.