Вдруг один комочек шевельнулся, отодвинулся к краю ладони, взлетел вверх, скользнул в темноте и скрылся из глаз. Я поражен, зову на помощь своего товарища. Все происходящее кажется каким-то необычным. Жаль, нет с собой спичек или фонарика.
Но вот вспыхивает огонь. На моей руке лежат наши знакомые, комарики-звонцы, только вялые, медлительные, почти мертвые. А остальные звонцы без огоньков, не светятся, неутомимо вьются роями и распевают в ночной тишине крыльями звонкую песенку.
Что же произошло с этими крошечными жителями озера? Почему они незадолго до гибели стали светиться?
В темноте ночи под лупой открывается необычная картина. Все тело комарика горит зеленовато-голубым огоньком, кроме черных точечек глаз, трех полосочек на груди сверху и одной снизу, да по крошечному пятнышку на каждом сегменте брюшка — как раз там, где находятся темные хитинизированные пластинки. Даже крылья освещены нежными, прозрачными контурами. Я растираю светящегося звонца пальцами, и яркая полоска ложится на ладони, но очень быстро гаснет.
Теперь я догадываюсь, в чем дело. Звонцы болеют. Они заражены какими-то особенными, светящимися бактериями. Эти бактерии мгновенно меняют свои химические свойства при доступе кислорода и гасят свет.
Вскоре каждый из нас набирает по целой пробирке больных и мертвых звонцов, и они, как лампочки, источают нежное голубое сияние. В темноте мы не видим друг друга. Но светящиеся пробирки хорошо заметны издалека, они будто сами по себе плывут над кустами в сплошной темени. При свете пробирок хорошо виден циферблат часов: мы слишком увлеклись ловлей светящихся насекомых, уже двенадцать, пора спать.
Перед тем как заснуть, я думаю о странной болезни звонцов. По всей вероятности, она поражает насекомых еще в воде в личиночной стадии и не передается друг от друга взрослыми звонцами, так как, выбравшись из воды, комарики живут недолго, несколько дней, ничем не питаются и вне водной среды не могли так быстро заполучить инфекцию.
Интересно бы изучить возбудителя странной болезни звонцов. Быть может, его можно использовать и против насекомых — вредителей сельского и лесного хозяйства.
Всю долгую звездную ночь не утихает ветер, шумит прибой, звенят комары-звонцы над головой. Иногда по полотнищу палатки, которой мы прикрылись сверху, будто стучат капли дождя. Но небо чистое, сверкает ясными звездами, нигде ни тучки. Это ветер бросает комариков на нашу постель.
Рано утром зябко, и холодный свирепый ветер не унимается. А когда рассветает, полотнище палатки оказывается серым: на нем копошатся, вздрагивают ногами, перелетают с места на место полчища звонцов.
На месте, где мы остановились, зияя черными глазницами, лежит большой череп лошади. Надо его отбросить в сторону. Но между зубами верхней челюсти мелькнуло что-то черное и скрылось в щелку. Я всматриваюсь. Да это ядовитый паук-каракурт! Ему здесь жилось неплохо. В тенета логова вплетены панцири высосанных жуков-кобылок, и красуются пять отлично изготовленных коконов. Но какое сочетание! Черная смерть в эмблеме смерти!
Я хорошо знаком с этим ядовитым пауком, которого иногда еще называют черной смертью, и потратил несколько лет на его изучение. Для Юрия же он необычен. С удивлением и страхом он разглядывает внешне безобидное животное.
— Помните «Песнь о вещем Олеге» Пушкина? — спрашивает он меня и, не дожидаясь ответа, декламирует:
Кто знает, быть может, в основу легенды положен действительный случай, только была в черепе любимой лошади не змея (ее легко заметить, она, как все змеи, осторожна и постаралась бы ускользнуть из черепа, когда его потревожил человек), а самый настоящий каракурт. Рассматривая череп, паука могли незаметно придавить рукой. А этого было достаточно, чтобы получить укус.
Меня беспокоит другое: что нам предстоит завтра, ведь мы потеряли дорогу, где ее искать?
Захватив фоторужье, я бреду по холмам, поглядывая на озеро. Здесь оно узкое, и противоположный берег его не дальше 20 километров. Там зеленеют деревья, виден дымок костра. Из-за мыса показывается каменистая коса, вся белая от чаек. Птицы сидят, почти прижавшись друг к другу. Тысяча голов повернулась боком, тысячи черных глаз уставились в мою сторону. Чуть вдали от чаек три недоверчивых пеликана взмывают в воздух. Я поспешно взвожу аппарат, но кончилась пленка. Какая оплошность!