Когда двери соборные уступили, наконец, усилиям татар и все, находившееся на помосте церковном, было посечено и истерзано, а сокровища разграблены, заметили татары и великокняжескую семью, находившуюся высоко, на палатах. К ним вел потайной ход; там, думалось татарам, имеются главные сокровища. Ласки и угрозы не открывали им хода наверх. Тогда натаскан был в храм хворост и зажжен, и все погибло в пламени, все — кроме иконы Божией Матери... На берегах Сити тем временем сложил свою венчанную голову и великий князь Георгий.
Духовное, невидимое присутствие этой огненной жертвы ясно сознавалось в живом рассказе преосвященного Феогноста, обводившего посетителей по собору и указывавшего место палат. В белых «комарах» почивали кругом вещественные доказательства былого — многострадальные мощи.
И много, много было таких страданий во Владимирском соборе. Вот еще одно. В 1485 году, уже на самом исходе татарского ига, Владимир был взять ордынским царевичем Талычем; нижегородский боярин, изменник Карамышев, тайно провел их окрестными лесами. В городе, по словам летописи, не было даже наместника, и он был взят и разграблен. Соборному ключарю, священнику Патрикию, поручены были сокровища храма; он скрыл их; и не узнали татары, где они, несмотря на то, что палили священника огнем, забивали ему под ногтя спицы, сдирали кожу и, продев насквозь его веревку, влачили, привязав к конскому хвосту, по городу. Замучен был Патрикий; но не выдал достояния церковного; тело его почивает на границе Рязанской и Владимирской губернии, на озере Святе. Как не перенести его в собор? — ведь это его достояние! Кажется, что это следовало бы сделать непременно.
Сколько видел собор Владимирский венчаний на великое княжение! Сколько раз оглашался он звуками свадебных и похоронных песен духовных! Еще недавно, в 1884 году, видел собор одну из чрезвычайно редких, высокохудожественных служб церковных. Когда окончено было возобновление его, то мощи трех святых великих князей, Георгия, Андрея и Глеба, перенесенные на два с половиной года в Георгиевский собор, возвращались в свое заветное обиталище. Это было 3-го ноября. В глубокую зиму веяло тогда над Владимиром вечной весной православия, когда, покачиваясь на плечах тех людей, между которыми, нет сомнения, в тяжелую годину могут проявиться и проявятся отцы Патрикии, богатые раки святых, одна за другой, втянулись в собор и заняли свои места. Налево от входа между столбов почивает Андрей Боголюбский; направо против него — Георгий; подле алтаря с правой стороны — Глеб.
И как спокойно светел, как одухотворен воссозданный собор. А ведь было же это когда-то и не раз, что среди него, опустевшего и ограбленного, птицы вили свои гнезда и гулял ветер. Таким был он еще в начале XVIII века, ко времени открытия мощей Андрея и Глеба. Теперь это одна из внушительнейших святынь земли Русской. Нужны не дни, а недели, чтобы подробно ознакомиться с собором, с его вещественными сокровищами, с его историческим и легендарным богатством. Как красиво предание о том, что при Иоанне Васильевиче, во время нашествия Девлет-Гирея, благоверные князья поднимались из гробов своих и уносились на брань на снеговидных конях. Очень любопытны стихи на гробницах княжеских; те, что читаются над Георгием и Андреем, согласно преданию, сочинены императрицей Екатериной II; над гробницей епископа Платона, умершего в 1757 году, читается очень длинное стихотворение и — что очень редко, пример едва ли не единственный, — акростих очень хитростного сложения, первые буквы строк которого, вперемежку чрез строку, изображают слова: «преосвященный епископ Платон». Как умилительно хорошо письмо этого Платона императрице Елисавете Петровне, писанное в 1753 году, о «переоблачении» мощей великокняжеских в новые одеяния, в «белые пристойные хитоны», в великокняжеские порфиры парчовые, обшитые вместо горностая «подобным бархатом»; как под святые главы мощей положены были три золотого глазета подушки; «да на главы же и лица их святопочивающие сделаны из белого толкового флиору три капи; на нетленные же руце с тако воже флиору також и на нос сделаны пристойные каптурки». Эти флиоры, капи и каптурки посетители разглядывали и приложились к бережно одетым мощам. Прежние одеяния их, темные лоскуты, разложенные по белому полотну,были тоже показаны. К этому времена яркие лучи осеннего солнца, осилив непогоду, глянули во всю силу свою сквозь многие окна стен и куполов, и ветхий деньми собор, играя всеми красками живописи, всеми оглавиями бессчетных ликов и матовыми отблесками беломраморных гробниц, благолепно окружал и нависал над путешественниками в молчаливом, но сознательном величии.