Ждали мы недолго, но за это время Ахим успел сожрать более половины тарелки бубликов, пока я строго на него не посмотрел. А потом распахнулась дверь, и на пороге я увидел человека в необычной униформе. И он заговорил на неплохом немецком:
– Здравствуйте, герр Пипер, добро пожаловать в Петербург! Меня зовут Дмитрий Сапожников, на первых порах я буду вашим Вергилием[51]. Ваши станки и багаж уже по пути в вашу новую мастерскую. Там же находится ваш новый дом и флигель для молодых людей.
– Спасибо, герр… – я никак не мог выговорить это имя.
– Зовите мне просто Дмитрий, у нас это без разницы.
Почему-то мне показалось, что и он из этих «новых русских» – его форма обращения столь разительно отличалась от того, к чему я привык в Пруссии – да и успел увидеть здесь, в порту. А предложить называть себя по имени… это редкость, тем более что он был явно человеком определенного статуса. Ну что ж… давно меня не называли по имени – последней была моя незабвенная Вальтрауд, но, может, так оно и в самом деле будет проще.
– Митри… А меня зовите тогда Андреас. Вам это, конечно, уже известно…
– А это, я так понимаю, герр Кауфманн и герр Берендт.
– Ахим и Армин.
– Очень приятно. Карета, что называется, подана. Пойдемте. – И он пошел вперед.
Прежде чем последовать за ним, я наклонился к обоим подмастерьям и угрожающе прошипел:
– Для вас я все еще герр Пипер, не забывайте.
По дороге меня поразила красота города. Увидев мое восхищение, Митри улыбнулся:
– Когда вы обустроите свое жилье, вам покажут Петербург и окрестности. Поверьте, это самый красивый город в мире. Что бы там ни говорили парижане, лондонцы и москвичи… А пока мы едем на север – мы решили, что, раз уж мы работаем над секретными образцами оружия, лучше уж это делать там, где не будет соглядатаев.
Ехали мы почти час, но то, что я увидел, когда мы приехали, меня сначала насторожило. Мы въехали через ворота в высокой стене, причем солдаты, несущие службу, весьма придирчиво осмотрели бумагу, которую им протянул Митри. Увидев мой недоверчивый взгляд, он усмехнулся:
– Вы сегодня получите такой же пропуск, а также бумагу, по которой вас в любой момент отвезут в город – и вы сможете договориться о том, где и когда вас забрать. Бесплатно. Никто вас здесь насильно держать не будет. Это для того, чтобы секреты производства – и даже сведения о том, что именно мы производим – не просочились туда, куда не надо.
– Понимаю. Шпионы?
– И не только. Может быть, кто-то разболтает то, что он видел, – и это рано или поздно дойдет до наших врагов. Или конкурентов в других странах, не обязательно враждебных. А это нам не очень-то и нужно. Приехали! Вот ваш дом.
Мое новое обиталище было весьма добротно построено и раза в два или даже три побольше того, в котором я жил в Цоппоте. Обставлен он был удобной мебелью, а для подмастерьев был немалого размера флигель с комнатами для еще троих молодых людей.
– Обживетесь чуть позже, а пока пойдем, посмотрим мастерскую, а затем уладим формальности.
По дороге я обратил внимание, что дома мастеров находились в западной части городка, посередине расположились длинные здания складов, пара харчевен и две конторы, а на востоке – мастерские. Митри рассказал, что отсюда в центр русской столицы был доставлен огромный камень, на котором ныне возвышается памятник русскому императору Peter dem Großen[52] работы французского скульптора Фальконе. Меня заинтересовали устройства, с помощью которых русские передвигали по земле огромную каменную глыбу. Митри обещал чуть позже рассказать об этих устройствах и о других хитростях русских мастеров.
Мастерская моя, как и мой дом, тоже была больше, чем в Цоппоте, и, что немаловажно, у нее было свое водяное колесо, которое вращал протекавший неподалеку ручей. А формальности заключались в том, что в одной из контор мне выдали пропуска на меня и моих подмастерьев, бумагу на пользование транспортом в город и контракт, в котором была указана сумма, которую мне назвал герр Розен, безо всяких вычетов. И немалая сумма подъемных, под отдельную расписку.
– Если вам что-либо понадобится для вашей мастерской, – сказал мне чиновник, оформлявший все эти бумаги, – то вы либо закажите это через нас, либо закупите сами и подайте нам счет, и мы возместим ваши затраты.
Мы с Митри вышли и пошли в сторону моего нового дома. Мой Вергилий тем временем показывал мне:
– Вон в тех складах можно приобрести за малые деньги практически все, что вам может понадобиться для работы – а если это по заказу казны, то эти деньги вам возместят в конторе, не забудьте только взять счет. Там – продуктовый магазин. А вон у той площади – три ресторации, одна русская, одна французская и одна немецкая. Цены там намного ниже, чем в заведениях в городе, а качество, как правило, ничуть не хуже. Там же находится более дешевая столовая для ваших подмастерьев, да и сами можете там иногда перекусить – я так иногда и делаю, особенно когда времени нет… Ну что ж, располагайтесь, отдыхайте, герр Пипер, а завтра вам покажут то, что уже имеется. И обсудят с вами, в чем будет заключаться ваша работа. Не бойтесь, если у вас будут предложения по существу, мы вас выслушаем и, вполне вероятно, внедрим ваши идеи в производство.
Глава 5. По морям, по волнам…
5 (17) сентября 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский дворец. Василий Васильевич Патрикеев, канцлер Мальтийского ордена
Сегодня ко мне заглянул мой старый знакомый, полковник конной артиллерии Алексей Ермолов. В свое время он оказался в опале у государя, потом был им прощен, после чего неплохо себя показал в сражении при Ревеле. Сейчас Алексей Петрович занимался подготовкой вверенной ему части к Индийскому походу.
Но пришел он не по делам службы. Ермолов попросил меня походатайствовать за своего родственника, сына командира Полтавского легкоконного полка, бригадира Василия Давыдова. Звали семнадцатилетнего юнца Денисом. Да-да, Ермолов хлопотал о Денисе Давыдове, который в нашей истории прославился не только как поэт, но и как партизан.
Суть же просьбы Алексея Петровича заключалась в следующем. Отец парня решил определить его в кавалергарды. Только Денис Давыдов по своим кондициям меньше всего был похож на кавалергарда. В этот полк гвардейской тяжелой кавалерии брали исключительно дворян, причем обязательно рослых и представительных. А Денис, хотя и был отпрыском старинного дворянского рода, не мог похвастаться ни ростом, ни статью.
– Василий Васильевич, – убеждал меня Ермолов. – В свое время великий Суворов, увидев девятилетнего Дениса, заявил, что сей отрок будет военным и совершит немало подвигов.
– Добро, Алексей Петрович, – да будет так! – ответил я. – Носить Денису кавалергардский супервест[53] с мальтийским крестом. Только прославится он в гусарах. Ведь для этого рода кавалерии он более подходит и по росту, и по темпераменту.
Ермолов кивнул и протянул мне прошение Дениса Давыдова. Я положил его себе в папку, дабы при первой же аудиенции у императора вручить сию бумагу Павлу.
Алексей Петрович начал меня благодарить, но я остановил его, поинтересовавшись, как скоро я могу увидеть новоиспеченного кавалергарда.
– Да хоть сейчас, Василий Васильевич! – воскликнул Ермолов. – Я попросил его обождать во дворе Михайловского дворца. Если позволите, я схожу за ним.
Вскоре он вернулся вместе с юношей довольно хлипкого телосложения с едва пробивавшимися усиками. Но, несмотря на возраст, будущий поэт и партизан держался молодцом.
– Ну, здравствуй, Денис, – приветствовал я его. – Значит, твой отец решил послушаться совета Суворова и отдать тебя на военную службу. Ну а младший брат твой, Евдоким, опять же по совету Александра Васильевича, пойдет по статской линии. Только тут покойный генералиссимус ошибся – дипломат из Евдокима не получится, и он вскоре тоже наденет военный мундир.