Вчера на Корфу пришла шхуна «Санта Тереза» под флагом Испании. Казалось бы, что в этом странного? Испанское королевство соблюдало благожелательный нейтралитет в отношении России и Франции, поэтому торговый корабль под красно-желтым полотнищем могло беспрепятственно зайти на Корфу.
Но дежурный офицер, отправившийся на шхуну, чтобы осмотреть ее и груз, который находился в ее трюме, примчался в штаб адмирала с тревожным сообщением – на корабле эпидемия дизентерии. Больше половины команды не могли исполнять свои обязанности, помещения были пропитаны тошнотворным запахом фекалий, словом, шхуну и ее экипаж следовало немедленно изолировать от команд русских и французских кораблей и ставить в карантин.
Надо сказать, что инфекционные заболевания на флотах времени, в которое мы попали, не считались чем-то экстраординарным. Но к тому времени судовые лекари уже научились бороться с цингой, которая считалась основной причиной высокой смертности среди моряков. Поддержание чистоты и элементарные правила гигиены, принятые в британском, французском и русском флотах, позволяли не превращаться отдельным вспышкам инфекционных заболеваний в эпидемии. Но для адмирала Ушакова, который в молодости вдоволь настрадался в 1783 году от чумы в Херсоне во время строительства там кораблей для создаваемого на юге России Черноморского флота, появление испанской шхуны с больным экипажем стало тревожным звоночком.
Как оказалось, подобные инциденты уже происходили во французских портах. Там неоднократно появлялись корабли под флагами нейтральных государств с экипажами, больными опасными инфекционными заболеваниями. И, как сообщил нам завербованный мною британский агент по кличке Виконт, все это происходило по инициативе спецслужб Соединенного Королевства.
Похоже, что, не надеясь на успех в морских и сухопутных сражениях, британцы решили использовать своего рода «бактериологическое оружие». Определенный опыт в этом у них был. Именно таким способом англичане и колонисты в Северной Америке изрядно подсократили численность индейских племен, подбрасывая им зараженные оспенными выделениями одеяла и куски тканей. А чем русские дикари и примкнувшие к ним французские республиканцы хуже краснокожих?[63]
Я не заканчивал «Сангиг»[64] и в тонкостях лечения разного рода эпидемий не очень хорошо разбирался. Да и медицинское образование у меня было несколько своеобразное – в основном практическое, с минимумом теории. Но к чему может привести вспышка дизентерии или холеры, я догадывался. Поэтому мы с Федором Федоровичем набросали проект приказа, в котором обратили внимание на соблюдение правил гигиены и на наблюдение за личным составом подчиненных адмиралу войск и экипажами кораблей. Не забыли мы и о профилактике – сейчас в Средиземноморье уже поспели овощи и фрукты, так что витаминов вполне хватало, и судовым медикам было прямо предписано ввести в рацион лимоны и апельсины, побольше налегать на лук и чеснок и внимательно следить за сохранностью провизии.
А команду испанской шхуны велено было отправить на остров Лазарето[65], расположенный неподалеку от Корфу. В нем в свое время находился лепрозорий для прокаженных, а во время оккупации Ионических островов французами – укрепленный карантин. Потом, после взятия Корфу, там расположился госпиталь для русских и турок. Сейчас же мы использовали помещения госпиталя как карантин для больных инфекционными заболеваниями.
Я отправился домой, размышляя, на какие еще подлости пойдут британцы, чтобы сорвать наше наступление на их владения. Зная поганый нрав обитателей Туманного Альбиона, нам следовало все время быть начеку и быть готовыми к любым неприятностям.
Историческая справка
Медицинская служба на кораблях
«Как можно жить в таких условиях?» – задал бы подобный вопрос любой здравомыслящий человек, ознакомившийся с условиями обитания моряков парусного флота в начале XIX века.
Действительно, трудно себе представить, что чувствовал матрос 100-пушечного корабля, запертый в деревянной коробке длиной 57 метров, шириной 16 метров и высотой 9 метров (реальная высота – 6,5 метра). Экипаж же такого корабля был в среднем 800–900 человек.
Историк русского парусного флота Веселаго писал: «Многочисленные заболевания и ужасающая смертность между нижними чинами считались делом неисправимым. При сравнительно лучших гигиенических условиях береговой жизни тогда и в кронштадтском госпитале ежедневно умирало до двадцати человек, а на судах, вышедших в море, численность заболеваний и умерших возрастала с каждым днем плавания… Причиной подобных печальных явлений, общих на тогдашних судах, были нечистоты, испорченный воздух жилых помещений, одежда матросов, существенную часть которой составлял пропрелый от неизбежной сырости полушубок, затем испорченная вода и дурная провизия. Несмотря на заботы Петра I о доставлении на суда провизии в бочонках и мешках, ее продолжали доставлять в рогожных кулях, гниющих от сырости и портящих находящуюся в них провизию. Солонина держалась в бочках больших размеров, которые, оставаясь продолжительное время откупоренными, заражали воздух, чему пособлял еще крепкий запах трески, употреблявшейся матросами…
Пресная вода содержалась в бочках больших размеров, которые, оставаясь продолжительное время откупоренными, заражали воздух… Пресная вода, содержавшаяся в деревянных бочках, после недолгого плавания портилась и приобретала отвратительный вкус и запах гнилых яиц. Зловоние в нижних палубах увеличивалось гниющей в трюме водой и отчасти раздаваемой на руки матросам недельной порцией сухой провизии и масла, которую хранили они в своих сундуках или в койках, постоянно остающихся внизу…»
Такое происходило не только на русском флоте, но и во флотах всех европейских стран. Смертность от болезней была огромная, но флотское начальство относилось к этому как к неприятной вещи, с которой волей-неволей приходилось мириться.
Первыми, однако, забили тревогу британцы, чей флот был сильнейшим в мире и, соответственно, нес наибольшие небоевые потери.
Британское Адмиралтейство приняло необходимые с его точки зрения меры: палубы кораблей стали ежедневно мыть с уксусом, ежевечерне проветривать подпалубные помещения, процеживать питьевую воду, процеживать морскую воду для мытья палуб, добавлять можжевеловый раствор в воду, ежедневно проветривать и сортировать продукты на камбузе.
Если же на корабле все же вспыхивала эпидемия, то флотское командование принимало экстраординарные меры. Весь корабль полностью мыли с уксусом. Затем его заводили на чистый берег на кренгование. Весь балласт сгружался и выкидывался либо в море, либо в реку. Судно заполняли новым, чистым балластом, причем перед укладкой его промывали чистой пресной проточной водой.
Грязная одежда также считалась источником инфекций. Ее стирали два раза в неделю. Поскольку мыло в те времена было роскошью, вместо него часто использовали выпаренную на три четверти мочу и морскую воду. Как только корабль достигал источника пресной воды, то устраивалась большая постирушка: одежду развешивали на веревке, натянутой поперек берега и опущенной в воду. В таком виде вещи оставляли на сутки, чтобы течение реки хорошенько ее прополоскало.
А как британские судовые медики боролись с болезнями и смертностью на кораблях? По-разному, но все же постепенно выправляя создавшуюся ситуацию.
Главной болезнью, забиравшей ежегодно тысячи человеческих жизней, была цинга, или, как ее тогда называли, скорбут. Смертность от нее превышала смертность от дизентерии и лихорадки вместе взятых! Тогда считалось, что цинга возникает от сидячего и лежачего образа жизни, поэтому больных заставляли… бегать с ядром по палубе, чтобы разогнать кровь.
В 1779 году доктор Вест-Индской эскадры Гилберт Блейн с согласия адмирала Роднея приказал добавлять в казенный грог по 2/3 унции[66] лимонного сока на порцию. В результате эскадра избежала эпидемии цинги. С тех пор военные моряки королевского флота получили прозвище «лаймиз» («лимонники»), оставшееся за англичанами до сего времени.
63
Долгое время утверждалось, что это миф. Но не так давно нашли целый ряд свидетельств об умышленном заражении индейских деревень. Интересно, что изобрели это, судя по документам, голландские колонисты еще в XVII веке, а англичане просто переняли их «опыт».
64
Так в обиходе называли Ленинградский санитарно-гигиенический медицинский институт, ныне – Северо-Западный государственный медицинский университет им. И. И. Мечникова.