В русском флоте тоже имелись средства для борьбы с цингой. Это были клюквенный сок, кислая капуста, сушеные дрожжи, горчица, лук, чеснок, солодовый и еловый экстракт. При первой же возможности командиры кораблей организовывали во время стоянок добычу фруктов и овощей, у местных жителей покупали «живые консервы» – домашних животных и птицу.
Особо надо рассказать о судовых медиках, которые имелись на кораблях королевского флота. В Британии, чтобы получить должность военно-морского хирурга, нужны были три года практики на берегу. Будущие врачи проходили курсы по анатомии, фармакологии, уходу за больными в одном из госпиталей. Отработав три года, молодой хирург отправлялся в Лондон, в Колледж Хирургов, на сдачу экзамена. В зависимости от результатов экзамена соискатель получал диплом либо корабельного хирурга (ship’s surgeon), либо помощника хирурга I, II или III класса. Колледж также выдавал соискателю список хирургических инструментов и список обязательных лекарств. Эти инструменты и лекарства хирурги были обязаны приобрести за свой счет. В начале войны имеющиеся запасы сверяли со списком и за нехватку карали аннулированием диплома.
Привилегированное положение судового медика подчеркивалось еще и тем, что он имел на корабле отдельную каюту, расположенную чаще всего на орлоп-деке, ниже ватерлинии. Это была очень тесная комнатка с одним или двумя рундуками, низким потолком и небольшим столом для инструментов. Во время боя в качестве лазарета использовали кают-компанию или жилую палубу, поскольку количество раненых резко возрастало – в каюте хирурга они просто не помещались.
Во французском флоте судовые медики получали жалованье порой более высокое, чем офицерское. И было их вполне достаточно: так, на 74-пушечном корабле должен был иметься полковой хирург, два хирурга, два помощника хирурга, аптекарь и шесть учеников хирурга (последние обычно набирались из команды корабля). У французов каюта хирургов (она же – лазарет) находилась рядом с крюйт-камерой, то есть в самом защищенном месте корабля.
Вообще, согласно еще ордонансу Кольбера, только двум людям на корабле было запрещено участвовать в бою – корабельному плотнику и врачу. Первый после боя должен был заделывать пробоины, а второй – спасать людей.
На русском флоте лекарь имел классный чин и был приравнен к офицерскому составу. Перед отплытием корабля в плавание лекарь принимал в береговой аптеке сундук с лекарствами. В море он ежедневно записывал в табель больных, занимался их лечением, тщательно фиксировал, когда и кому и какие микстуры он давал. Кроме того, лекарь заботился, чтобы больным, по возможности, выдавалась наиболее свежая и качественная пища. Под страхом лишения жалованья лекарю запрещалось брать деньги за лечение. Во время боя судовой лекарь был обязан находиться в интрюме[67] при раненых, оказывая им надлежащую помощь. Особая статья в Морском уставе гласила, что если лекарь будет относиться к больным с пренебрежением, то «яко злотворец наказан будет, яко своими руками его (больного) убил…»
18 Джумад аль-уля 1216 года Хиджры (26 сентября 1801 года). Дворец Топкапы, Константинополь, Османская империя. Султан Селим III
Сегодня великий визирь Кёр Юсуф Зияуддин-паша доложил мне, что наш посланник в Париже Али Эсад-эфенди окончательно договорился с французами о заключении между нашими странами мирного договора. Если будет на то воля Аллаха, то он будет подписан в начале октября.
Предварительные условия его таковы: французы окончательно отказываются от каких-либо прав на Египет, они признают нераздельность Оттоманской империи, признают Республику Семи Островов, а мы, в свою очередь, возвращаем все имущество, отобранное у французских купцов. Подписанный нами документ подтверждает все прежние договоры с Францией, особенно договор 1740 года.
Тогда султан Махмуд I, желая отблагодарить Францию за все то, что сделал французский посол в Высокой Порте маркиз Вильнёв при подписании выгодного для нас мира, сумел договориться о заключении нового договора Османской империи с Францией. Согласно этому договору, султан Махмуд I «во внимание к старинной дружбе» и «к недавно еще данным доказательствам особой искренности» возобновил все привилегии французским подданным, предоставленные им по ранее изданным «капитуляциям». Однако, если прежние «капитуляции» действовали только в течение жизни тех правителей, которые их даровали, и даже могли быть в любой момент отменены, то Махмуд I признал бессрочное действие капитуляционных прав на всей территории Османской империи. Он дал обязательство от своего имени и за всех своих преемников не допускать никаких нарушений статей договора 1740 года.
И наконец, – эта статья была включена в подобные документы впервые, – в подготовленном нами договоре разрешалось французским судам заходить в Черное море и находиться там. А почему бы и нет – ведь Первый консул Франции и русский падишах теперь союзники. А если они при этом не поладят друг с другом, то мы станем третейским судьей, который разрешит все недоразумения. Быть посредником иногда бывает весьма выгодно.
А сегодня я пригласил к себе мужа моей кузины Эсме, командующего османским флотом Кючук Хюсейн-пашу, и валиде-султан Михришах-ханум. Я дорожил мнением этих людей и хотел бы выслушать их мнения по поводу подготовленного, но еще не подписанного договора между Османской империей и Французской республикой.
Кючук Хюсейн-паша внимательно прочитал все пункты будущего договора и заметил, что в них практически ничего не сказано про Россию и Англию.
– Повелитель, позвольте напомнить вам, – сказал он, – что британцы, которые якобы помогли нам сохранить Египет, изгнав из него французов, сами поспешили занять их место. Они должны были сразу после того, как французы удалены из Египта, эвакуировать свои войска. Но, как мне докладывали, британцы не спешат это делать. Скорее, наоборот, они собираются устроиться в Египте надолго. В занятые их войсками города подвозят морем подкрепления и боеприпасы. А на наши требования убираться к себе они не обращают никакого внимания. Думаю, что теперь нам придется силой изгонять их из Египта.
– И как нам быть в этом случае, уважаемый Хюсейн-паша? – поинтересовался я. – Стоит ли нам начинать новую войну с британцами, или все же попытаться заставить их покинуть Египет и города Леванта?
– Повелитель, – ответил командующий моим флотом, – нам одним воевать против британцев будет трудно. Но если мы присоединимся к тем европейским державам, которые заключили союз, направленный против Лондона…
– Надо поговорить об этом с русским посланником Томарой, – ответил я. – И, как мне доложил великий визирь, Первый консул Франции Бонапарт собирается направить в Константинополь своего представителя, генерала Себастиани. Официальная цель этого посольства – восстановление французской торговли в Леванте и урегулирование вопросов, связанных с компенсацией французским негоциантам, потерявшим свое имущество во время беспорядков, связанных с захватом французами Египта.
– А какова неофициальная цель этого визита? – спросил я.
– Думаю, что таким способом Первый консул желал бы узнать, насколько вы, повелитель, готовы к более тесному союзу с Францией. Ведь русский царь и Бонапарт желают в будущем году начать поход на Восток, чтобы, добравшись до Индии, изгнать оттуда англичан.
– Сын мой, – неожиданно вступила в разговор моя матушка, – а что, если вместе с русскими и французами на восток отправятся и ваши войска? Я уверена, что два таких могучих государства победят англичан. Не лучше ли быть в числе победителей, чем наблюдать за схваткой со стороны? Этим самым мы обезопасим себя от нападения на наши рубежи австрийцев. Я уверена, что они воспользуются случаем и, дождавшись, когда силы русских и французов будут отвлечены на Восток, попытаются напасть на наши владения на Балканах…