— Некоторые из вас, наверное, еще не забыли, как после разгрома красных матросов мы собрали и спрятали много оружия. А вот сейчас оно нам пригодилось.
Мне приходилось быть в Иране, там я встречался с английским представителем, который обещал в любое время помочь нам не только оружием и патронами, но даже военными начальниками. Если мы будем действовать смело, сумеем настроить против Советов все население, нам непременно помогут наши заграничные друзья. Я уже послал в Иран несколько человек осведомить друзей о наших делах. Жду со дня на день их возвращения. Нам с вами остается одно: смело действовать везде и всюду, и где бы ни встретились аскеры, коммунисты и активисты, беспощадно уничтожать их.
Когда мы достигнем нашей цели, хозяевами аулов и целых районов будете вы. Слышите, мои славные джигиты? Думаю, что мои славные джигиты покажут свою храбрость и мужество. Давайте дадим клятву аллаху! — Подняв обе руки, устремив взоры на небо, он начал:
— Всемогущий аллах, мы — твои рабы. Ты великий творец, спаси наши души от бед, исцели нас. Исполни все наши желания, накажи проклятых безбожников.
Хан и мулла провели ладонями по лицу:
— Аллах-акбар!
Басмачи повторили то же самое.
Толстый, низенький, с красными щеками ханский джигит лет тридцати пяти, занимавшийся хозяйственными делами, на полусогнутых коротких ножках подбежал к хану.
— Тахсыр, торжественный обед готов. Ждем вашего указания.
— Накормите джигитов досыта!
Хан, гордо подняв голову, медленно двинулся к своей юрте. А за ним поплыла вся его свита.
— Для нас самое главное — сытно покушать. А слова хана ничего не значат. — Тихонько шепнул другу Мерген.
— Ты, друг, прав, — тот подмигнул Мергену.
Обслуживающие джигиты подносили большие деревянные чаши вареного мяса и курдючного сала. Бараньи головы подавались аксакалам. Тут же подавался наваристый бульон.
Проголодавшаяся басмаческая орда, чавкая и сопя торопливо орудовала челюстями и ножами, кто как мог. Если взглянуть бы на них со стороны, можно было подумать: не люди сидят полукругом, а пестрое воронье усеяло пространство.
После обильной пищи басмачи, ведя в поводу коней, пошли к кустарникам на отдых. Хан со своими приближенными отдыхал в юрте.
Лагерь басмачей, недавно кишевший как муравейник, затих. Только наблюдатели бодрствовали, завидуя тем, кто сладко спал в тени…
Хан не успел положить голову на свернутый чапан, как его начали одолевать кошмарные сны.
Мулла тоже хотел прикорнуть, но сон никак не шел, хотя он и шептал молитвы. Видимо, жирная пища плохо действовала на его желудок.
Не прошло тридцати-сорока минут, как хан громко застонал во сне, вскочил и произнес: "Аллах!.."
Пот градом катился по его бледному лицу, губы дрожали, он не мог вымолвить слова.
Мулла тоже вскочил.
— Тахсыр-хан, что с вами? Вы нездоровы? На вас лица нет!
Хан, приблизившись к мулле, зашептал ему в самое ухо:
— Сколько лет живу на свете, такие сны еще не снились. Растолкуйте мой сон, но никому не говорите, — предупредил повелитель. — Как будто я со своим войском иду в поход. Рядом со мной несут наше белое знамя. Я не еду, а лечу на сером коне. То и дело оборачиваюсь и любуюсь своей конницей, которой нет конца. Думаю: "С таким огромным войском я покорю весь мир". Вдруг внезапно со всех сторон налетают кызыл-аскеры с обнаженными клинками. Я приказываю своим джигитам уничтожить их. Закипел жестокий бой. Все перемешалось. Вдруг на меня с обнаженной саблей налетает один аскер, здоровый, страшный. Я хочу поднять свою саблю и ударить его. Не могу. Хочу крикнуть, позвать на помощь — голос пропал. Аскер ударил меня по лицу, выбил передние зубы и ускакал. Но я не почувствовал боли. В это время несколько моих джигитов подъехали ко мне, и мы поскакали дальше. Вдруг передо мной — страшная пропасть. Как я ни сдерживал своего коня, он нес меня в эту темную бездну. Дальше ничего не помню. От испуга я проснулся.
Хан замолк и с надеждой посмотрел на муллу.
Мулла в душе уже по-своему разгадал сон своего повелителя; его сердце трепетало от страха. Но заговорил он как можно спокойней:
— Тахсыр-хан! Ваш сон неплохой. Во сне садиться на серого коня — это очень хорошо. У нашего пророка Магомета конь тоже был серый. А потом наше белое знамя, которое несли рядом с вами, это слава о вас, которая всегда будет сопутствовать вам. А два ваших выбитых зуба без крови — об этом не стоит и печалиться: мы боремся с кызыл-аскерами — безбожниками. Война без потерь не бывает, всегда будут жертвы. Но души наших джигитов всегда будут попадать в рай. А насчет пропасти, куда вас конь понес: это же конь, а он всегда знает дорогу. Вы, значит, доехали до самого края земли. Если бы не проснулись, то конь вас непременно вынес бы снова к вашим войскам.