Вдруг в одной из траншей, метрах в двадцати пяти, я увидел сидевшего басмача. У него на шее висел бинокль. Вокруг лежали убитые. Я вытащил клинок, поехал прямо на него и скомандовал:
— Встать! Руки вверх!
Он встал и поднял руки. Но левую руку держал подозрительно — на уровне головы. Подпустив меня на расстояние пятнадцати метров, из левого рукава он выхватил наган. Я остановил коня и тоже вытащил наган. Я приказал еще раз:
— Брось оружие! Все равно не уйдешь от меня!
Я хотел взять его живым.
— Оружие не брошу. Я отомщу за своих братьев! — крикнул хан яростно. Он стоял бледный, его тонкие губы дрожали, в глазах сверкала ненависть.
— Кто же виноват, что твои братья убиты? С врагами народа так и поступают. Брось оружие, бандит! — крикнул я еще раз.
— Ты мусульманин, молодой красный командир? Или безбожник? — со смехом и издевкой произнес басмач.
— Я коммунист!
— Ненавижу коммунистов! — Он выстрелил из нагана. Пуля прошла возле правого уха. Я тоже выстрелил, но промахнулся. Басмач принял удобную позу и прицелился.
А конь мой не стоял на месте, так и плясал, готовый сию же минуту сорваться с места.
Я выхватил клинок, пришпорил коня и ринулся на бандита. Басмач словчил и оказался под конем. Клинок рассек воздух, и тут же раздался выстрел бандита. Пуля перебила ногу коню. Он свалился на бок, придавив мне левую ногу. Конь бился на песке, а я не мог встать.
— Ага, безбожник! Бог наказал тебя. Вот сейчас я с тобой разделаюсь!
Ханская пуля прошла над моей головой. Я в свою очередь сделал выстрел и попал хану в живот. В этот момент я высвободил ногу и встал. Он еще раз выстрелил в меня, поранив ногу ниже бедра. Падая, я вдруг за спиной бандита увидел Клигмана. Стрелять было опасно. Бандит, видимо, понял причину моего замешательства — быстро повернулся, выстрелил в политрука и отбросил пустой наган. Промахнулся. В тот же миг я увидел, как он выхватил из-за пазухи второй наган. Я в два прыжка очутился возле него и выстрелил в упор.
Он даже не охнул, медленно осел на землю.
Это все произошло за какие-то секунды. Возле меня оказались Клигман и бойцы. Один из них спросил:
— Вы ранены, товарищ, командир?
В горячке я не чувствовал боли, только теперь подергивало правую ногу.
Возле убитого лежали два нагана, кинжал, две винтовки, одна из них английская, и бинокль.
Я глянул на своего коня с перебитой ногой. Он жалобно заржал, словно просил помощи.
Чем я мог ему помочь? Мой конь — боевой мой товарищ. Я похлопал его по крутой шее — распрощался с ним…
Красноармеец Марин подвел мне своего коня. Я захватил все оружие бандита, и мы двинулись на командный пункт.
В траншеях было много убитых басмачей. Всюду валялись лопаты с длинными ручками.
Я подумал, откуда они научились рыть окопы, по всем, правилам.
На командном пункте я стал докладывать о результатах четырехчасового боя в тылу врага. Но меня прервал начальник окружного отдела ГПУ Калашников, на его малиновых петлицах сверкало по два ромба.
— Все действия вашей группы мы видели, товарищ Дженчураев. Молодцы, ребята!
— Служим Советскому Союзу! — смутившись, произнес я.
Товарищ Дженчураев, ты вооружился до зубов. Банде оставил бы немного, — пошутил командир дивизиона.
— Это оружие только с одного басмача. А там еще сколько!
Командир дивизиона быстро спросил:
— Ты ранен? И молчишь?
— Не страшно. Ногу немного продырявили.
— Как ничего? Кровь течет. Слезай с коня живо! И немедленно в санпункт!
Я спешился и снял с себя трофейное оружие. Бинокль протянул фельдшеру.
— На, у тебя не было! А без него нельзя воевать.
— За это большой рахмат. А теперь пойдем со мной.
Вот когда заныла простреленная нога. Я шел за Ватолиным хромая.
— Товарищ командир, с сегодняшнего дня вы находитесь в моем распоряжении.
— Люди будут воевать, а я буду лежать у тебя? Нет, так не пойдет, мой друг!
— На эту тему поговорим после. Выпей-ка остывшего чая. Губы твои пересохли.
Он подал мне кружку. Я выпил залпом.
Мерген с несколькими джигитами и караваном верблюдов двинулись за водой к далеким колодцам. Надо было пройти по раскаленной пустыне более шестидесяти километров. На душе Мергена была радость: он не участвовал в сражении.
И самое главное, его нисколько не беспокоилр бедственное положение "друзей", оставшихся без воды. Только к вечеру на следующий день он отъехал от колодцев и не спеша отправился в обратный путь. На полпути встретил Первую группу отступающих.